Побеждать – это прекрасно, но больше всего мне нравилось ощущение, что одноклубники верят в меня: они были убеждены, что если я с ними, то успех команде гарантирован. Ответственность никогда не означала для меня «стресс», так было еще со времен «утят», и мне случалось перед исполнением некоторых пенальти в важных матчах мысленно возвращаться в школьный двор. Но об этом я расскажу чуть позже. И клянусь, что даже во времена игры на Виа Ветулониа волнение давало о себе знать. Волнение и финансовый аспект: папа давал мне каждый день тысячу лир на полдник, но я их копил, потому что когда мы играли на мороженое, я побеждал всегда. Однажды мне показалось, что фортуна отвернулась от меня. Я неожиданно проиграл, ребята тут же этим воспользовались: никакой дешевой ерунды, только дорогущее мороженое «Твистер» со сливками и шоколадом.

Думаю, что первым, кто понял величину моего таланта, был именно мой папа, Энцо. Это уменьшительное от Лоренцо, но его называли Шерифом, потому что он любил все держать под контролем, и когда кому-то что-то было нужно, то отец доставал это за полчаса. Он всегда настаивал на том, чтобы я ходил на площадь Эпиро, к рынку, потому что там играли ребята постарше, и, таким образом, это было более тяжелое испытание для меня. Он провожал меня до площади и, зная мою застенчивость, спрашивал напрямую, возьмут ли меня в игру. Поначалу со стороны ребят была некоторая сдержанность, на меня смотрели как на малыша и боялись мне навредить, но взрослому отказать не могли. Так я закрепился в составе и вскоре, под взглядом отца – тяжелым, но довольным, – матчи стали прерываться, потому что я вносил в игру дисбаланс. «Надо изменить составы», – и первым делом это касалось меня. В те годы за мной закрепилось прозвище Гном, потому что я не хотел расти, и мама, после того как сводила меня к врачу и спросила у него с некоторым вызовом (не ее ли в этом вина?), какого дьявола я все еще такой маленький, начала давать мне маточное молочко. В то время оно было на слуху, что-то вроде зелья из омелы у друидов в «Астериксе», но на вкус – настоящая гадость. Левокарнитин, еще одно средство для роста, был получше, его достоинство было в том, что по вкусу он напоминал вишню. Когда я прочитал о недуге Месси, с которым он боролся с детства в Аргентине, я почувствовал себя солидарным с ним. Я «начал» в двенадцать лет, и Гном вскоре был спрятан в сундук забытых прозвищ.

Когда проводишь на улице много времени, неизбежно становишься сыном квартала, в том смысле, что все тебя знают, прощают твои шалости (скажем, «капитошки» – мы бросались ими в водителей автобусов, которые, не имея в салоне кондиционера, ездили летом с опущенными стеклами), все следят, чтобы ты не попал в неприятности, и с чувством тебя обсуждают. Например, обойщик, чей магазин располагался рядом с моим подъездом, синьор Корацца. Когда мы немного подросли, он стал прерывать матчи, чтобы предложить нам скромно оплачиваемую работенку: пятьсот лир за перенос кресла на первый этаж, тысячу – за подъем дивана на второй. И делал это так, что вовлекал всех, потому что мы, те еще работнички, вырывали заказы друг у друга – деньги стали приносить нам чувство независимости. Я тратил их в основном на игровые автоматы, и в баре синьора Лустри я был чемпионом: некто FRA (то есть я, Франческо) заполнял собой все таблицы рекордов, и когда кто-то отваживался вписать в них и себя – помню, что там частенько появлялся какой-то PAO (видимо, Паоло), – я должен был низложить его хотя бы ценой игры до самого вечера. Так тратил свои первые заработки я, другие гуляли с девчонками, кто-то покупал сигареты, в общем, это была манна небесная для всех. А поскольку я был одним из первых, у кого появился скутер, я часто собирал немного монет, чтобы съездить и купить лакрицу в ларьке напротив кинотеатра «Маэстозо». Или воды из источников в парке Эджерия, потому что вода из супермаркета отдавала пластиком.