Саймон сказал, что Тиана решила, что я не умею любить, а лишь только трахать все ходячие и заставлять потом страдать. Как же ржал друг, когда я чуть с ума не сходил от этих слов.
В каком месте я трахаюсь? Я даже на девушек взглянуть не могу, член сразу падает. А ночью, когда льдинка перед глазами маячит, он встает и спать не дает.
Я даже подумать не мог, что когда-нибудь начну себя сам доводить до наслаждения. Да… Пал на дно. Она довела.
В следующее прибытие Саймона я вообще чуть с ума не сошел. Друг собрался окунуть себя в омут ужаса и пленить до скончания веков. Отец разрешил им с черноволосой сестрицей пожениться. Я отговаривал друга и молил его одуматься, но он лишь смеялся и говорил, что любит и не может быть без неё. Впрочем, как и я без льдинки. Люблю невыносимо. И уже так был зол на это чувство и был в ужасе от него.
Затем он сообщил, что льдинка перестала говорить обо мне, и это меня весьма обеспокоило. В тот момент я был бы рад, если бы она снова испытывала ко мне ненависть, лишь бы она продолжала думать обо мне.
А затем он сообщил, что она начала улыбаться и смеяться, и это наконец-то вызвало во мне чувство теплоты в груди.
В крайний день перед отправкой к Тиане я изрядно вымотался на тренировках с молодыми воинами, чтобы не напасть на льдинку. Вошел в покои и ждал её, а потом вообще отключился. Проснулся, и снова её нет.
В двери постучали, и ворвался Саймон. Утащил меня к отцу. Весь день я сидел в окружении главнокомандующих границ и короля. А думал лишь о ней.
Боги, это было невыносимо… Я даже почувствовал приступ гнева, направленного на весь мир и на самого себя. Ведь со мной никогда не происходило ничего подобного, и это мучительное состояние пожирало меня изнутри.
По окончании отец пригласил меня на ужин, чтобы мы могли поговорить обо всём. Я не мог отказать ему, ведь это было бы равносильно тому, чтобы снова обидеть льдинку.
И вот я врываюсь в покои, используя всю свою силу, но Тианы вновь не нахожу. Злость охватывает меня со всех сторон, проникая внутрь и наружу. Я захожу в гардеробную и обнаруживаю, что её вещей там нет. В моей груди возникает острая боль, от которой сжимаются кулаки. Злость всё же проникает в мой разум, и я решаюсь обратиться к ней…
«Где твои вещи?»
«В прежних покоях», – ответила она, и я нахмурился.
Не дайте, Боги, быть тому, о чём я уже думаю.
«Почему они там?»
«Потому что я живу в них», – ответила она, и я разозлился пуще прежнего.
«Бери свои вещи и возвращайся в наши покои!» – мысленно прокричал я.
«Нет. Мне нравится жить одной, ведь я хотя бы не боюсь, что меня обесчестят, а потом вырвут сердце!» – ответила она, и я с ума сошел от ярости. Но сдержал себя от того, чтобы не вломиться к ней и не забрать ее вместе с этими вещами. И не сделать того, чего она так теперь боится.
«Думаешь, тебя спасут от этого другие покои?!»
«От этого спасу себя я сама! А другие покои мне нужны, чтобы спать спокойно отдельно от тебя!» – прорычала она.
Отдельно от меня? Да хрена с два!
«Я вернусь поздно, и чтобы, когда вернулся, ты спала в нашей постели! Иначе спать спокойно ты точно не будешь!» – прорычал ей в ответ.
«Тиана! Если вдруг вернешься, то ковер мой прихвати обязательно!» – прорычала Сибира.
«Я останусь в своих покоях, и твой ковер останется там же!» – будто прокричала она.
Внутри меня разгорелось неудержимое пламя, и оно охватило всё моё тело. Я страдал и мучился без неё ровно двадцать три дня, чтобы дать ей возможность остыть и стать вновь моей льдинкой. А что же она в это время? Она, не теряя времени, оставила меня и ушла! Словно я для неё – ничто. Да где это видано, чтобы жена спала в других покоях, пока не родит наследника? Если она хочет жить отдельно и в других покоях, то я ей его заделаю прямо сейчас!