– Так точно, товарищ подполковник. ВДВ…

– Выходные Дни Выбрось! А вы выбросьте с этой минуты свои мечты, потому что пойдете у меня в училище тыла. Там столько электроники заложено в бухгалтерских счетах, такие прыжки можно совершать на пружинных кроватях, такие «мины» на подсобном хозяйстве… Курите дальше.

Бросили. Сергей и Костя навсегда, а вот Кречет вновь взял сигарету, когда одна из мин, которые он выкапывал и носил как картошку с поля под Пальмирой, выскользнула из рук.

Ротный был прав насчет ошибки в выборе профессии сапера. Но в тот раз, на счастье, ошибся незнакомый игиловский «кулибин», где-то что-то не так соединивший при изготовлении кустарной мины. Звонко упала плашмя о каменную плиту, испугав лишь какую-то пролетавшую мимо пичужку.

На улице, увещевая в чем-то Кузю, мялся недалеко от дома коренастенький, в рубашке в клеточку мужик. Возможно, это был даже мотоциклист-пасечник, очень уж похоже пригладил волосы, увидев приезжих. Кузя на правах старого знакомого бросился к ним первым, повторяя умильное хлопанье глазками. Видимо, на улицу в селе без угощения не выходят.

Незнакомец подошел степенно, протянул руку:

– Федор Степанович. Последний председатель колхоза, а Зоя Павловна работать работала у меня бригадиром. Давала копоти, кто умирал по легкой жизни. Может, присесть присядем? – кивнул на бревно у забора. – Оно, дерево, умное, корнями глубоко в землю врастать врастало.

Охотно угостился у Кречета сигаретой, в ответ поделился огоньком, выбитым в сплющенном коробке из картона.

– Во, это точно сигареты, – окурил всех, как пчелиный рой, дымом. – А то местные распотрошить распотрошил, посмотрел под микроскопом – одна трава! 50 рублей за пачку каждый день выкидывать выкидываю, хотя у самого стог сена с прошлого года стоит, и бесплатно. А вы, значит, от Костика. Его хорошо почитали у нас в селе…

Помолчали, поминая погибшего. На озере где-то в центре села царевнами квакали лягушки. Мошкара, не желая залетать в вечернюю тень, крутилась буравчиком перед лицами мужиков. Проскакала галопом лошадь, управляемая голопузым парнишкой, заставив пристроившегося к мужской компании Кузьму лениво приподнять голову. Зато куры, оправдывая свое количество мозгов, словно сорвались на пожар из своего закутка, чтобы перебежать дорогу перед самыми копытами и затем устало вернуться обратно. Вдалеке обозначилась кукушка, усмехаясь: а судьбы-то ваши все равно определяются где-то и кем-то, а не вами и не сейчас.

Всему нашлось место на этой земле: и крапиве за бревном, и одуванчикам под ногами, и лягушкам, и мошкаре, и кукушке, и Кузе – только не Косте.

Председатель посмотрел в сторону, где насколько могла торопливо, чтобы не попасть на глаза приезжим, преодолевала путь от мальвы до президентского стола баба Сима.

– Истоптались мои орлицы. Попытаться попытался однажды вспомнить, брал ли кто у меня больничный в колхозе. Ни одной фамилии не загорелось в голове. Казалось, сносу никому не будет… А вы, значит, бабу Зою забирать забираете…

– Трудно ей одной.

– Одному всякому трудно. Только, если откровенно, жалко ее отдавать. Последний ветеран войны. После нее от Великой Отечественной в селе только памятник останется. И все, кончилась эпоха… Да-а-а… Я завтра людей кликнуть кликну, проводить Зою Павловну надо достойно.

Не отказался от второй сигареты. Экономя спички, подкурил от предыдущей. Уходить к своему одинокому стогу сена, видать, не хотелось, и попробовал обкатать новые рельсы.

– Костик все же как погиб, не скажете? Я тут прикинуть прикинул время и события, и все же думаю, что был он на Украине, на Саур-Могиле. Второй прадед его, Иван, за ее штурм ранение и орден в Отечественную получил. А Костик наш такой, за родовую память спуску никому не даст. А? Или молву пускать по селу не надо про «северный ветер»?