«Она чуть не умерла от счастья. Тут же согласилась и без каких-либо вопросов последовала за мной. Я даже разозлился на нее за такую тупую наивность» (из показаний В. Ванденберга).

Они медленно шли по вечерним улицам. Ванденберг нанес удар после слов Этты о том, что через десять минут они поравняются с ее домом.

«Рядом никого не было, и я понял, что самое время покончить с девчонкой. Нельзя было появляться рядом с домом, поэтому я ударил ее по голове, а потом перерезал горло. Сорвал розу с клумбы – она была красивой, Этта была красивой. Все правильно, понимаете? Красный цветок в цвет ее помады.

Дальше говорилось о том, как проходили похороны Этты. Я пробежал глазами короткое интервью ее сводного брата, полное гнева и горечи. В конце статьи меня вновь ждала фотография Этты, но на этот раз ее лицо было крупным планом. Оказалось, что у нее были веснушки – много-много; глаза с такого ракурса казались неземными – точно сапфиры.

Я убрал телефон под подушку и перевернулся на спину. Той ночью я все пытался понять, что может толкнуть человека на бесконтрольные убийства. У меня немного кружилась голова, и я не знал, что было тому причиной: недосып или история Этты Дитер. У меня перед глазами стояла та фотография из Рима. Знала ли Этта, что ее ждет, когда она вернется в родной Регенсбург? Нет, конечно, не знала. Такие страшные события невозможно предугадать.

– Это было давно, – зачем-то шепнул я самому себе.

Это начинало входить в привычку. Четкие фразы, обращенные к самому себе, успокаивали меня на время.

Я сел на кровати, скрестив ноги, сгреб одеяло руками и накинул себе на голову – укрытие от монстров и опасных преступников было готово. Погруженный в свои мысли я уперся взглядом в темную стену. «Никаких чудовищ не существует», – говорила мама, когда я был совсем ребенком. «В шкафу никого нет и под кроватью тоже. Хочешь, мы проверим вместе? Иди-ка сюда», – она манила меня рукой, а потом мы вместе распахивали двери всех шкафов у нас дома, изучали пространство под столами и кроватями. «Джим Хокинс15 бы не испугался», – говорила мама с улыбкой, если я вдруг замирал перед очередным предполагаемым жилищем монстра.

– Джим-чертов-Хокинс бы не испугался, – прошептал я.

Во тьме снова замерцал экран телефона. Я открыл новую статью и принялся за чтение.

За все время Вальтер Ванденберг прошел несколько психиатрических экспертиз.

Большинство экспертов диагностировало диссоциальное расстройство личности, характеризующееся полным игнорированием социальных норм, чрезмерной импульсивностью и агрессией. По словам исследователей, такие люди отличаются неспособностью сочувствовать, формировать привязанности к окружающим, они манипуляторы и хорошие лжецы. Ванденберг никогда не проявлял раскаяния за содеянное. В суде он не отрицал своей вины, но на его лице не было ни тени сожаления. Он холодно рассказывал о том, что делал со своими жертвами.

Больше читать я не мог, поэтому отложил телефон в сторону и задумался, где же сейчас Ванденберг. Если бы я был беглым преступником, то предпочел бы скрыться и залечь на дно, а потом и вовсе исчезнуть. Я выдохнул, потер виски пальцами и постарался успокоиться, внушить себе, что со всем этим можно жить, можно научиться справляться со страхом – но в этот момент громко хлопнула форточка, и я так сильно дернулся, что сшиб локтем кружку. Она с глухим стуком упала на ковер – повезло, что кофе я уже допил. Оглушенный этим внезапным звуком я пролежал без движения почти минуту. У меня похолодели ноги. Тогда я снова вышел в коридор, но на этот раз я не крался мимо комнаты родителей. Вместо этого я приоткрыл дверь их спальни и осторожно просунулся внутрь. Шторы не были занавешены, и в окно на меня смотрела большая луна. Отец крепко спал, поэтому не услышал, когда я позвал его.