А самый сильный все же не дошел,
А самый наглый все-таки прорвался…
Судьба сошла с ума, и все горит.
Пустыня, хаос – души бродят где-то,
И памятником мерзости стоит
Ильич, в костюм вельветовый одетый…
Я слышу звон поломанных часов.
Последний шаг я сделал для кого-то,
И с воем стая бешеная псов,
Сметая все, рванулась на охоту…
Беги! Еще погоня далека!
Все впереди! Темно, луна не светит!
Пыль из-под наших ног уже легла,
И черта с два ее поднимет ветер…

4

…Нам объяснили, что такое дневальный. Он жужжит, как муха, и все делает неистово. Если дневальный не врубается – ему конец. Если дневальный толково шарит – он доживает до конца наряда весело и беззаботно.

Дневальный отвечает за порядок в роте перед дежурным по этой же роте. Тот в свою очередь держит ответ перед командиром. Над комроты стоит командир части. Того, если что, дрючит сам начальник ГРУ. А его при необходимости имеет лично Генеральный секретарь ЦК КПСС. Конечно, вся эта оргия состоится только если я, будучи дневальным, упущу засохший бычок, или забуду про пыль на выключателе.

…Я находился в самом низу этой пищевой цепочки, а компанию мне в тот незабываемый день любезно составил Чучундра.

Собственно, ни его, ни меня никто ни о чем и не спрашивал. Просто сержант Рязанов сказал:

– Бабай! Чучундра! Сегодня, тля, идёте дневальными по роте. Дежурным по роте иду я лично.

И добавил, видимо, чтобы нас ободрить:

– Вешайтесь!

Три кубрика, где спит, когда не работает, личный состав. Две учебных комнаты-класса, бытовка, ленинская комната с телевизором и плакатами, призывающими служить еще лучше.

Туалет о шести унитазах, украшенный кафельным полом. Оружейная комната.

Все это пронизано длинным дощатым коридором. Коридор упирается в пожарный уголок. Красный, как знамя боевое, деревянный щит с баграми, топорами и лопатами.

Все новое-нулёвое, в свежей краске, блестит как в магазине пожарных принадлежностей.

Явно ничего тут давненько не горело, но вот, есть же пунктик по этому поводу у нашего командира роты… как бы и правда не спалил. Имеется еще ящик с песком и на низеньком помосте – три двухсотлитровых бочки с запасом воды. Туши – не хочу.

Мы с Чучундрой должны намывать и полировать все это хозяйство в течение ближайших суток. Потом нас поменяет очередная пара нечистых.

При этом почти все время один из дневальных обязан стоять на тумбочке. Тумбочка – это особенное военное изобретение, этакая помесь высокого столика и небольшой кафедры.

В тумбочке хранится список личного состава, написанный карандашом на куске пластика. На нем отмечено: кто, где, по какой надобности и куда отправлен.

Если в роту заходит офицер, дневальный дурным голосом обязан прокричать заклинание: «Рота, смирно! Дежурный по роте, на выход!»

Если заклинание выкрикнуто как полагается, то вошедший офицер может сохранить доброе расположение духа и отдать команду: «Вольно, не ори!»

В случае же немолодцеватого, ленивого выкрика офицер немедленно заставит кричать еще раз, а после непременно вздрючит дежурного по роте. А тот немедленно убавит здоровья дневальному с помощью простых физических упражнений.

Хуже всего, если недовольный офицер окажется сукой, что не редкость, и прикажет доложить командиру роты. Тогда можно тут же, не сходя с места, получить еще два наряда. А это значит, что вместе с нарядом текущим, нерадивый раздолбай не будет спать трое суток подряд.

Конечно, согласно уставу дневальному полагается отдых, но этот пункт в уставе вызывает у военных только здоровый смех.

– Спать будете на гражданке, гусяры! А в армии спать некогда! Ну, зашуршали, арлекины! – так напутствовал нас сержант Рязанов.