– Мне сесть за руль? – спросил Альдо, прерывая поток ее мыслей.
– Да, спасибо. А я посижу с Джеймсом. Но у нас совсем мало времени. Я должна вернуться пораньше, чтобы день провести с Лоренцо.
Они уселись, и Альдо повел фургончик вокруг дома.
На обратном пути из монастыря они снова петляли между холмов по сети грунтовок; выглянуло солнце, и влажный пейзаж засиял яркими красками. Глядя на далекие гряды голубовато-серых холмов, на стаи низко плывущих серебристых облаков, София невольно воспрянула духом – настолько прекрасным выглядел окружающий пейзаж. Ей казалось, что война не так страшна и, может быть, пройдет мимо и не очень затронет их жизнь. Разве возможно что-то дурное в такие сияющие, такие бодрящие дни, как этот? Именно в подобные дни жизненно важно хранить и лелеять живущее в душе драгоценное зернышко надежды на лучшее. В такие минуты Софию охватывало чувство радости и вдохновения. И она знала, что потом, если и придется когда-нибудь всю ночь в тревоге лежать без сна, она может вспомнить эти минуты и представить себе будущее, где царит добро, мир, в котором светит солнце и жизнь исполнена покоя и счастья.
Альдо на несколько минут остановил машину, и они вышли подышать свежим воздухом, полюбоваться видом, послушать, как шуршит на ветру высокая трава.
– В монастыре он будет в безопасности, – сказал Альдо.
– Да, – отозвалась она.
София помолчала секунду, ощущая, как легко, как спокойно ей с этим юношей.
– Помню, как я переехала жить в сельскую местность, – продолжала она, становясь с ним рядом. – Ты тогда еще не родился, конечно. Я была девочка городская, но очень скоро после приезда сюда я просто влюбилась в нашу усадьбу, полюбила всех, кто живет с нами рядом. Они приняли меня так радушно, словно я была для них родным человеком.
– Моя мать частенько вспоминает те дни, – сказал он.
– Хорошее было время. Правда очень хорошее.
Она улыбнулась, вспомнив свою первую зиму в Кастелло вместе с Лоренцо – о, она никогда этого не забудет.
– Мы сидели, а перед нами пылали трескучие костры, все вокруг преображалось, как в сказке, становилось таинственным, долины тонули в туманах, небо багровело, а через некоторое время с неба посыпались белые хлопья чистого снега.
– Графиня, вы всегда умели чувствовать настоящую красоту.
– А ты разве ее не видишь? – рассмеялась она.
– Вижу, конечно, но ведь я мужчина практический, а вот вы – натура поэтическая.
Мужчина, подумала она. Рановато еще смотреть на него как на мужчину.
Они любовались темными пятнами сосновых и дубовых рощ, покрывающих эту землю, но ей не давала покоя мысль о пистолете. Может, Альдо покажет ей, как им пользоваться? Но вопрос в том, сможет ли она направить ствол на человека и нажать на курок. Сможет ли выстрелить и убить живого человека? Такая мысль казалась ей полной нелепицей.
– Ты ведь умеешь стрелять, да? – спросила она.
– Умею, – ответил он. – Стрелял на охоте.
– Покажешь, как это делается?
– Конечно, – улыбнулся он. – Но я представить себе не могу, что вы пойдете на кабана.
– Да уж.
Последовало короткое молчание.
София указала вперед:
– Смотри, как много между рощами необработанных участков. Мы, женщины, – с твоей помощью, конечно, – делаем все, что можем, но ведь этого мало.
Вдали едва виднелись уже совсем густые леса, в которых скрывались многие десятки бежавших туда мужчин. София надеялась, что в этих лесах еще оставались дикие кабаны, которых можно убить и съесть.
– Я много думаю по ночам об этих людях в лесу, – сказала она. – Грядет холодная зима, а им нечем там согреться, и мне страшно за них.
– Ничего, как-нибудь приспособятся, не помрут.