– Жалко. Я бы хотел называть тебя дядей.

– Ну и называй, чико. Твоя тетя – mi novia.

Лео рассмеялся:

– Новая? Какая она новая? Она – старая.

– Ну что ты, Леон! Novia на моем языке значить «невеста».

«Сейчас этот гаденыш скажет ему: «Невеста? Старше тебя?» или что-нибудь в этом роде», – с тревогой подумала Коломба.

И прежде чем брат успел открыть рот, выпалила первое, что пришло в голову:

– Араселио, а кто теперь наши соседи? Ты их знаешь?

– No todos, algunos[2]. Дом очень большой. Пять этажей. Без elevador, без лифт то есть. Наверх – ходити ногами.

– А сколько там всего квартир?

– Жди, я считать: восемь ваших – четыре на primero[3] и четыре на segundo этаж. Потом одна квартира очень-очень огромная на terzero этаж, где только кончался большие работы отделка. Джакузи с гидромассаж и сауна, зал для танцы для тысяча гостей и сейф, где я могу помещаться внутри с моя novia – твоя тетя. Много богатый, кто придет там жить.

– Там еще никого нет? – заинтересовался Лео.

– Там они имеют офис. Рабочие говорят, владельщик хотети покупать и делати ремонт все другие квартирас в этот дом.

– Нашу мы не продадим, – заявила Коломба. – Вам стоило таких трудов ее отремонтировать и обставить. И семь остальных тоже. Граф Райнольди хотел, чтобы они были нашими. Ты не знаешь, кто в них живет?

– Ваши жильцы. Они – pobre, бедные, но очень добрые, честные, трудящие. Твоя tia[4], mi novia, говорит, она считать: деньги от семь квартирас – много и можете жить хорошо. Еще один владельщик, el segnor Петрарка, живет на деньги от его шесть квартирас и два магазинос в подвальный этаж. Он художник – работать много, а зарабатывать мало.

– А что он делает?

– Рисует, пишет pinturas[5]. Вообще работать не очень много. Он старый, и у него большой, огромный живот. У него есть секретарь, который тоже готовит еда, – немного странный – и una niña, маленькая девочка, не знаю – дочка или внучка. Ну почти как ты, Паломита.

– Я не маленькая! – возразила Коломба.

– Тебе еще нужна мама, синьорита. И этой девочке с пятый этаж нужна мама. Но мамы там нет, нет синьоры Петрарки.

– А другие дети там есть? – спросил Лео.

– Конечно есть! – ответил Араселио. – Очень много. Бегают, кричают на лестница и во двор. Думаю, больше сто.

– Больше ста? Ты уверен? – засмеялась Коломба. – Пять этажей и больше ста детей? Что у них там, крольчатник, в доме тридцать пять на виа Джиневра?

– Ну может быть, пятьдесят. Или тридцать. Я не очень хорош в математика. Но часто видеть много большие бегать и кричать на лестница и маленькие плакать. Поэтому владельщик третий этаж хотети, чтобы все уходить. Чтобы в доме все тихо и красиво-прекрасно, и продавать очень дорого для богатые люди. Но богатые в вашем доме нет. Богатые не ходят, где дети кричают и где жители с черный кожа. Если только не арабские шейхи с нефть, еще больше богатые, чем они сами.

– С черной кожей? – переспросила я.

Удивительно, что в Милане еще остались какие-то неевропейцы после всего крика, который поднял против них Валерио Карадда со своей партией, «лос мальдитос каррадистас»[6], как говорит Араселио. Надо же, какой интересный у нас дом.

– А это наши жильцы или синьора Петрарки?

– И те и другие, – отвечал Араселио.

– А они говорят по-итальянски?

– Ну конечно! Они много лет в Италии. Почти итальянцы, хотя родились в Африка, Америка и Индия.

– А сколько там семей?

– Э-э, много. Я не считать. Я не хорош в математика, я сказал.

И тут мой брат учинил нечто такое, что до сих пор не укладывается в моей голове: начал ни с того ни с сего напевать на веселый мотивчик рекламной заставки: