– Что же я могу сделать? – ответил купец. – И «Леопард» и «Черный Орел» совершенная гниль. Я не чинил их уже много лет. Рано или поздно они потонут. Ничего больше я сделать не могу.

– Я бы их живо потопил, – пробормотал Эзра и яростно выругался. – Почему вы не пошлете Миггса продырявить их или поджечь бочку с парафином?

– Нет, нет, Эзра! – закричал отец. – Только не это. Одно дело – предоставить событиям идти своим чередом, а другое – приказать потопить судно. А, кроме того, мы были бы тогда в руках у Миггса, что слишком опасно.

– Вы запутали себя и меня, ну, теперь выпутывайтесь, как знаете. А в крайнем случае я женюсь на Кэт Гарстон, откажусь от всякого участия в делах фирмы, уеду куда-нибудь, возьму с собой сорок тысяч фунтов и оставлю вас одного ведаться с кредиторами.

С этой угрозой на устах Эзра надел шляпу и вышел.

После его ухода Джон Гердлстон просидел еще целый час, погруженный в тревожные думы. Он обсуждал подробности плана, только что одобренного его сыном.

Слово, данное умирающему другу, Гердлстон сдержал добросовестно. Он взял Кэт Гарстон из опустевшего особняка к себе. Она могла ходить по всему его пышному дому от чердака до подвала и делать все, что ей вздумается. В ее распоряжении был также и квадратный садик с прокопченными дымом деревьями, с поблекшей травой, где она могла гулять, работать, читать. Никаких обязанностей по дому она не имела. За домом смотрела экономка, суровая женщина, напоминавшая собой Гердлстона – настоящий Гердлстон в юбке. По-видимому, девушке оставалось жить и быть счастливой.

Но последнее было далеко не так просто, как кажется. Слишком уж неподходящая атмосфера окружала ее. Все ее общество состояло из бессердечного сурового купца и его вульгарного, подчас даже грубого, сына. Мужчины оставляли ее почти на весь день одну. Гердлстон был занят и не имел времени следить за ней, а Эзра ложился спать так поздно, что она видела его только по утрам, за завтраком, и с ужасом слушала его циничные замечания о разных вещах и людях.

Когда Димсдэлы вернулись из Эдинбурга, Джон Гердлстон, к величайшему своему неудовольствию, узнал, что девушка проводила время у них в обществе своего юного кузена. Он холодно встретил ее и на время запретил ей бывать у Димсдэлов. Однажды он заговорил с нею о Томе и стал уверять ее, что Том безнравственный человек.

– Он страстно любит заниматься унижающими человека вещами, – говорил он, – и я требую, чтобы ты избегала его. Узнав, что молодой Димсдэл в Лондоне, он приставил к ней особого лакея, который должен был повсюду сопровождать ее и следить за ней.

Но случилось так, что однажды, спустя несколько недель после своего возвращения, Кэт вырвалась на свободу. Лакея куда-то послали, а она вспомнила, что ей надо купить одну книгу и кружев для платья. Идя по Ворвик-Стрит, она заметила высокого, широкоплечего молодого человека, который шел, не спеша, к ней навстречу. Увидя его, Кэт сейчас же забыла о книге и кружевах.

– Ах, кузен Том, кто бы мог подумать, что я встречу вас здесь? – воскликнула она, едва они поздоровались. – Вот неожиданно!

Может быть, этот случай и не показался бы ей таким странным, если бы она знала, что Том в течение двух последних недель проводил по шести часов ежедневно, поджидая ее здесь.

– Удивительно! – сказал юный притворщик. – Счастливый случай завел меня сюда.

– А как поживает доктор? – спросила Кэт. – Здорова ли миссис Димсдэл? Кланяйтесь ей от меня.

– Отчего вы никогда к нам не заходите? – с упреком спросил Том.

– Мистер Гердлстон думает, что я уже достаточно повеселилась, и желает, чтобы я посидела дома. Боюсь, что мне не скоро удастся вырваться к вам.