Я уверил его, что есть, хотел уже бежать к Аське, но Старший похлопал рукой по столу, призывая никуда не уходить.

– И еще. Кроме моего никогда никакие имена не называй. НИ-КО-МУ! Особенно те имена, которые назвал в первый раз. И меня о себе, кроме как «крышу», не свети. Особенно, что брат. Пока не разрешу. А в идеале никогда, – посидел, подумал и снова заговорил. – Аську выброси из головы, ее братец тебе ноги узлом над головой завяжет и глаз на жопу натянет, заставив моргать при этом.

Старший что-то прочитал в моих глазах, ударил кулаком по столу так, что перевернулись бокалы. Официант подскочил, убрал всё со стола, а мы пересели за другой столик, подождали, когда снова перед нами всё накроют.

– Ну ты… – и он грязно выругался. – Ты меня компаньона хочешь лишить? Ладно, я сам с ним поговорю. Скажу, что она твой партнер по бизнесу. Он сам офигеет, как и я месяц назад. Ну да ладно, хоть повеселится…

– – – – – – – – – – – – – – -

Света жила на несколько этажей ниже меня. Приходила тогда, когда была уверена, что моей жены не будет и говорила, говорила, говорила. Не так, чтобы хотела от меня чего-то такого, что не позволит жена, – скорее опасалась длинного бабьего языка, который разнесет сказанные ею откровения по подъезду и двору. А я по жизни почему-то очень многими выбирался в качестве исповедника или психотерапевта.

Вот и эта Света. Она появлялась у меня нерегулярно, с большими интервалами. И рассказывала о себе такое, что она бы и своей матери не призналась.

Муж сидел уже несколько лет. Мне было не интересно, потому я не помню, говорила ли она о том, за что осужден. Она развелась с ним, когда он был уже в тюрьме и выписала из новой квартиры, где теперь жила с маленьким сыном. Хотя, если точно, то жила сама, потому что отвезла сына к матери, потому что прокормить его не могла. В стране кризис, образования фактически нет, и она пробовала то трусы сострочить из привезенных ею готовых заготовок, то на базаре подрабатывать, то макулатуру собирала… Всего и не упомню, что она рассказывала. Но концы с концами свести не могла. Как и у многих долг за коммунальные услуги по квартире достигал астрономических цифр, но выплачивать его никто не собирался. Как я понял по ее рассказам, она и хлеба-то не каждый день могла купить, куда уж ребенка содержать и растить. Иногда посещала его у матери, а так металась по району в поисках хотя бы однодневного заработка.

Последняя попытка нормально устроиться продавцом на рынке тоже не увенчалась успехом. С её слов кроме работы у прилавка продавщицы должны были «обслуживать» своих работодателей, – группу молодых парней, организовавших эти рабочие места. По рассказам уже постоянных работниц, иногда это «обслуживание» не ограничивалось только этой группой хозяев рынка, но девушки попадали еще и под их гостей и друзей. И никто за всё это «обслуживание», естественно, ничего не доплачивал. Ну или наливали стакан водки. Хочешь работать за прилавком, – иди отсоси или… Словом, понятно, что это была за «контора». Света говорила, что половина тех работниц по несколько раз переболели гонореей, и лечение им тоже никто не оплачивал.

Они с одной иди двумя подругами решили поехать на заработки в Германию. Долго не говорила, что там за работы предлагались, но потом призналась, что поедут в бордель.

– Хоть деньги сможем домой привезти. И без гонореи. А то еще чего-то пострашнее. Да хоть одежду сыну еще привезу, или пришлю. Нет сил уже терпеть эту такую жизнь. Слушай, у тебя водка есть?

Я принес из кухни литровую бутылку водки, и она спрятала ее в сумку. «На потом, а то так тяжко бывает на душе. Хлеб становится не самым важным, а вот заснуть ночами стало проблемой» – призналась она.