– Потому что он мертв, – ответил капитан, уставив на нее глаза, сильно смахивающие на маслины – черные, крупные, влажные.

– Мертв?!

Настя ахнула – и ротик приоткрыла. И совсем при этом не выглядела дурой, а выглядела удивленной женщиной. Искренне удивленной. Так он решил, наблюдая за ней внимательно.

– Вы уверены?

Она нервно подхватила со стола пустую кофейную чашку. Заглянула в нее, недовольно поморщилась и протянула чашку горничной со словами: еще. Горничная метнулась к кофейной машине, загремела, засуетилась. Настя сидела с неестественно выпрямленной спиной и внимательно смотрела мимо него на кухонное окно, в которое прекрасно просматривался соседний дом.

– Он точно мертв?! – повторила она вопрос, принимая с благодарностью из рук горничной очередную порцию кофе.

– Мертвее не бывает.

– Как он умер? – она коротко отпила, глянула на него с надеждой. – Инфаркт? Инсульт? Смерть наступила по естественным причинам?

– Смерть всегда наступает в результате остановки сердца, – фыркнул он невесело, вспомнив заключение докторов о смерти матери, умершей от рака. – И его остановилось.

– Ага, – глотнула, выдохнула с облегчением.

– Когда ему горло перерезали, оно и остановилось через мгновение, – с удовольствием закончил капитан.

Ему хотелось ее смутить. Хотелось скомкать ее самообладание. Хотелось заставить ежиться, а не сидеть тут – спинка стрункой – перед ним, как королева.

– Горло?! Перерезали?!

Чашка с кофе осторожно встала на стол. Спина по-прежнему осталась прямой. А вот взгляд снова умер. И поспешно удрал от кухонного окна. Уставился на него.

– Зачем? – выдохнула она, вдоволь насмотревшись на его небритую морду.

– Что зачем?

Игорь вдруг почему-то почесал щеку. Вдруг подумал, что неловко как-то приходить в такие дома небритым и помятым. Чмо, а не опер, как сказала бы его бывшая жена. И все киногероев ему – дура – в пример ставила. Какие они наглаженные и ухоженные выходят у режиссеров. А он, между прочим, сегодня в кабинете спал на стульях, потому что дежурил. И спал всего полтора часа. А с утра, вместо того чтобы поехать домой, поехал сюда. А тут…

– Зачем ему перерезали горло? – севшим, с легкой хрипотцой, голосом повторила свой вопрос Настя Дворова, которую он лично не считал пустышкой, а считал чрезвычайно умной и даже коварной.

– Вот я и хотел у вас спросить – зачем?! – он чуть повысил голос.

– У меня?! – кончики ее холеных пальчиков уткнулись ей в грудь, обтянутую серым трикотажем.

– У вас. У вас, – покивал он.

И перевел взгляд с кончиков ее пальцев, которые в настоящий момент с удовольствием бы заменил своими, на горничную. Пожилая женщина неприметной внешности, в униформе, которая наверняка стоила дороже его зимней куртки, зажимала рот рукой и качалась, как старое дерево на ветру.

– А я? Что я могу знать?! – резонно возмутилась Настя и оглянулась на горничную, будто ища у той поддержки.

Но та ее поддержать не могла никак. Она не могла засвидетельствовать алиби своей хозяйки, поскольку в течение дня приходила и уходила, на ночь не оставалась. А смерть наблюдателя из соседнего дома предположительно наступила ночью. То, что человече был нанятым наблюдателем, а не просто любопытным соседом, они все уже поняли по дорогостоящей аппаратуре, которую убийца не тронул. Аппаратуру конфисковали, начали идентифицировать серийные номера. Только Алексеев точно знал: это не след. Он никуда не выведет. Хозяина не найдут. Как не нашли ни единого следа взлома, чужой обуви и чужих отпечатков пальцев.

Чисто сработано. Профессионально. И сработано не этой хрупкой леди, которую он просто из вредности доводил вопросами.