Два последних оборота… Антон уже не чувствовал пальцев рук.

– А сколько раз стреляли? – Этот вопрос прозвучал уже между вторым и третьим этажами.

Если не успеть откинуть крышку люка сейчас, то потом вообще этого лучше не делать!

Сухо скрипнув заржавевшими петлями, люк откинулся внутрь, а в лицо Струге ударила волна затхлости, пыли и птичьего навоза. Антон занес свое крепкое тело наверх.

Крышка осторожно опустилась на старое место в тот момент, когда один из сержантов развернулся на лестничном пролете лицом к квартирам. Струге оказался проворнее на десятые доли секунды. Теперь Антону очень хотелось, чтобы этот сержант не обратил внимания на едва заметную пыль под лестницей люка и мокрые следы на ее арматурных ступенях.

Поднеся руку ко лбу, чтобы стереть пот, судья с изумлением понял, что сжимает в руке какой-то предмет. Перчатка?..

В его сжатой ладони была вязаная перчатка Перца, которую Антон в пылу борьбы нечаянно сорвал с руки разбойника. Так вот почему так долго распутывалась проволока на крышке люка! Он держал в руке перчатку.

Антон сунул ее в карман, согнулся в три погибели и двинулся к противоположному концу чердака. Там был люк, через который можно проникнуть в первый подъезд. Если он заперт более надежно, чем тот, который только что спас Антона, тогда… Тогда придется «зачалиться» здесь, с голубями, до вечера. Пока приедет прокуратура, пока будут выполнены все следственные мероприятия, пока опера совершат обход дома…

Пока наконец приедет «труповозка». И еще в течение часа после этого все равно нельзя высовывать с чердака даже кончика носа!

День для федерального судьи заканчивался просто замечательно. С утра из его кабинета похитили уголовное дело. Чуть позже он прокатился на ассенизаторской машине, а потом стал свидетелем убийства и нашел товар, взятый разбоем из мехового салона. Затем весь провонял дерьмом. Где это его так угораздило? Ах да… Он лазил по чердакам, спасаясь от милиции.

А сейчас он выходил из первого подъезда, гордо подняв голову и беспечно засунув руки в карманы.

Кажется, не заметили…

Обычный день рядового российского судьи подходил к своему концу.

Всю ночь Антон провел в мучениях. Надежда на то, что украденное Семенихиным дело можно будет отыскать по горячим следам, не оправдалась. Перец теперь наверняка знает о важности этого дела. У них с Семенихиным было много времени для того, чтобы обсудить план обмена его на твердую валюту. Если бы дело сам выкрал Цеба, отпущенный под подписку о невыезде, можно было не сомневаться, что пепел протоколов допросов, экспертиз, заключений и осмотров уже давно развеян с моста над Терновкой. Однако дело увел очень жадный человек, наркоман со стажем и просто нехороший человек. Вряд ли Семенихин сделал это исключительно из альтруистических побуждений, горя желанием спасти «братка»-соседа от неминуемой каторги. Это не тот тип людей. Семенихин крадет для того, чтобы продать и нажить денег. Наверняка к этому же типу относится и Перец. Лишившись в одночасье шуб и имея на руках одно лишь дело Цебы, он предпримет все усилия, чтобы получить компенсацию за нанесенный себе материальный ущерб.

Но когда и как он будет это делать? Семенихин не успел сказать даже фамилию Перца.

А это означает, что за сегодняшний день Антон не приблизился к своему спасению ни на шаг.

Жена Антона, Саша, поняв, что муж чем-то удручен, не стала его мучить расспросами. И в этом была права. Вряд ли Струге сейчас хотелось объяснять любимому человеку свое нынешнее положение. Придет час, когда он это сделает.

Утром он поднялся с постели в таком состоянии, как будто провел ночь в разухабистом запое. Путь на службу оказался самым долгим за всю его карьеру. Антону показалось, что он прибыл на службу лишь к обеду.