Несчастной Тамаре Васильевне по жизни пришлось совсем нелегко. Во время войны несчастная осталась сиротой в возрасте десяти лет в блокадном Ленинграде. Это была ее школа жизни. Ее учителями были нищета и голод.

Война закончилась, но старые уроки казались Тамаре все еще актуальными. Бережливость переросла в скопидомство, привычка думать наперед – в паранойю, страх перед повторением страшного события – в безумие.

Тамара Васильевна видела врагов повсюду. Сначала она написала донос в НКВД на своего начальника цеха, что левачил по мелочевке, искренне считая его врагом народа. Потом – на собственного свекора. Тот уезжал в грязной теплушке, выкрикивая проклятия в ее адрес. Но Тамара Васильевна считала, что делала все правильно – она боролась с ворами, мошенниками и диверсантами, что желали подорвать благополучие ее великой Родины. Такого она допустить не могла.

Вскоре вся ее родня разъехалась по таежным лагерям – сестра – под Анадырь, муж – в Магадан, а следом и собственный сын умер от побоев в подвалах на Лубянке.

Когда старушка осталась совсем одна, окруженная теперь никому ненужными вещами и имуществом, было слишком поздно. И в момент слабости судьба столкнула Тамару Васильевну с настоящими мошенниками – черными риэлторами. Предприимчивые молодые люди, выглядевшие прилично и респектабельно обобрали старушку до нитки. Все, что у нее осталось – однушка какого-то троюродного дядюшки, в линии наследования которого, Тамара Васильевна оказалась единственной. Вместе со всем своим скарбом она переехала в Дом.

Шпионить Тараканиха начала по старой привычке – подслушивала за соседями, собирала информацию, смотрела в замочные скважины. Дом предоставил ей такую возможность, позволив ее телу быть сразу повсюду, заползать в вентиляционные трубы, под половицы и мебель. Иногда Управдом поручает ей разные мелкие задачи, за которые старушка берется с удовольствием. Впрочем, возможно, это только ее фантазии.

Каждый описывает его по-своему. Хотя, конечно, никто никогда не признавался, что лично видел Управдома. Однако, каждый слышал его голос, вкрадчивый, навязчивый, заставляющий мучиться осознанием собственных злодеяний. О Управдоме жильцы стараются не говорить, но многочисленные странные явления, творящиеся в Доме списывают на него. Впрочем, возможно, никакого Управдома вовсе и нет.

Женщина эта Коле сразу не понравилась. Была она вся, как пропущенное через терку яблоко – кислая и ржавая.

– Здравствуйте, Николай, – взяла она сразу инициативу в свои руки, – Я – Тамара Васильевна, это вы со мной созванивались. У вас инструменты с собой?

Голос у нее тоже был, будто пропущенный через терку – какой-то жеваный, чавкающий, слова валились из ее рта отдельными комками.

– Здрасьте. А як жеж, конечно с собой! – отрапортовал он с напускной готовностью и погремел тяжеленными спортивными сумками.

– Хорошо, – она недовольно поджала губы, будто попробовала на вкус что-то неприятное, – Вы с Украины?

– Из Луцка, там недалеко…

– Вот как! – губы втянулись окончательно, придав Тамаре Васильевне сходство с ящерицей. Она как-то нервно моргнула и сходство стало почти абсолютным, – Ну что же, пойдемте-пойдемте.

По-утиному переваливаясь, женщина направилась через сквер, то и дело оборачиваясь, проверяя – следует ли за ней Коля, точно выгуливала несмышленого щенка… Тяжелые сумки оттягивали плечи, гнули к земле, пережимали конечности, будто жгуты. Шутка ли – отбойник, перфоратор, кувалда и еще множество других инструментов с квадратными, рычащими и гремящими названиями, да еще и свернутый в рулон матрас за спиной.