– Не твоя компетенция, старик! – отозвался Борис, продолжая плотоядно оглядывать нас, – Он ко мне на хату вписался, бардак устроил, жену уронил. И от Хозяина приказ – прописку ему устроить.

– Мне похеру, на кого ты там шерстишь! Беспредела на моей киче не будет! – хрипло гаркнул Пахан, гневно потряхивая клеткой на голове.

– А ты меня останови, чмо пархатое! – бросил свиноголовый, возобновив пение. Хищно ухватившись за перила, он продолжил надвигаться на Арину и меня, висящего на ее локте, – В передачке моей сигареты да чай, смотрят нагло заезжие суки…

– Ты, Чушок, так и не понял, что авторитет – он и в цепях авторитет! Ну! – проворно передвигаясь на своих длинных гибких руках, со спины на свиноголового напал Торчок. Бросившись тому на закорки, он вонзил свои пальцы-шприцы прямо в жирную, покрытую светлой шерстью шею. Борис взвревел и принялся метаться, пытаясь сбросить с себя безногого наездника.

– Давай, воруй-нога, сюда его! Накажу суку по понятиям!

Мечущийся в панике свин на секунду потерял равновесие. Торчок, сидящий у него на спине, оттолкнулся от обшарпанной стены и спровоцировал падение. Тяжело скатившись с лестницы, точно мешок картошки, Борис очутился прямехонько у самых ног Пахана.

– Я тебе, мразь, говорил, что при мне здесь «красной» зоны не будет! Ты шерстил, я молчал! – совершив ловкое движение пальцами, похожее на щелчок, испещренная наколками кисть арестанта извлекла из воздуха ржавое бритвенное лезвие, – Но тут ты сам напросился, я предупреждал, что за беспредел я тебе фары помою!

Присев на корточки, укутанный колючей проволокой Пахан резко, но с силой провел лезвием сначала по одному, потом по второму глазу визжащего Бориса.

– Давай, ползи к своему Хозяину! Может он тебе новые фары организует! – тощая, синяя от наколок нога презрительно ткнула тушу в бок. После чего уголовник повернул клетку в нашу сторону, – Ну, чего встряли? Свалить с кичи – святое дело, не смею задерживать! Давай, выберешься – черкни маляву с воли!

Отойдя от оцепенения, мы медленно принялись спускаться, с опаской обходя стороной ползающего на карачках свиноголового. Увидев его лицо, я внутренне похолодел – разрезанные пополам, глаза Бориса разъехались в стороны, и теперь тот напоминал плачущего кровью китайца. Он бесцельно перебирал руками, жалобно похрюкивая:

– Как же я теперь… Да за что мне это! Ну будьте вы людьми! Вы же хорошие парни! Что ж вы, люди, делаете-то? Мы же здеся, все вместе… Доброе дело хотел… – в голосе Чушки слышались жалобные нотки. Когда Арина проходила рядом, его короткие, похожие на сардельки пальцы уцепились за ее штанину, – Девочка! Хорошая, красивая девочка, доведи меня до квартиры, умоляю, девочка!

Пахан еще раз ткнул Бориса под ребра, и тот повалился на кафель, плача и повизгивая.

– Уу…а…ы, – с трудом выдавил из себя Ханыга.

– Спасибо! – выдохнул я, проходя мимо.

Каждая ступенька отдавалась болью в ребрах. Да и ногу я, похоже, повредил серьезно. Не знаю, зачем Арина тащила меня на себе – вся красная, вспотевшая от натуги, яркое пламя то и дело вырывалось из трещины у нее на лбу. Впрочем, нет, я знал, зачем я ей нужен – без меня мимо Венечки ей не пройти.

Этаже на четвертом, или на сорок четвертом – я уже не мог сказать точно – нам на головы что-то свалилось. Получив сильный удар ногой, я отлетел на лестничную клетку, а на Арину уселось что-то звероподобное и нестерпимо ярко одетое. Нервно суча руками и ногами, это нечто принялось драть рыжие волосы Арины и царапать ее лицо, при этом приговаривая:

– Ах, вот ты кого себе нашел! Лярву рыжеволосую! Недостаточно хороша я для тебя, а? Ну так посмотрим, что от нее останется! Дрянь подзаборная!