– Ублюдок! – кричала Арина, не переставая меня колотить, пока я пытался откатиться подальше от сыплющегося на меня града ударов, – Покайся! Я хочу знать, что ты сделал! Ты должен, понял? Думаешь, здесь только я порочная? Мы все такие, сука!
Встав на ноги, девушка начала меня пинать ногами. Я, не разбирая дороги, полз по мокрому гудрону, пока не уперся в низкий заборчик, которым заканчивалась крыша.
– Мразь вонючая! – я почувствовал, как железная хватка Арины цепляется за пальто и протаскивает меня прямо под заграждением. Голова кружится от вида такой далекой и одновременно очень близкой детской площадкой. Мой торс повисает в воздухе, я болтаюсь вниз головой. Бесконечная степь топорщится грудами мусора и словно накрывает меня, готовясь поглотить. Скосив глаза, я вижу бесконечную вереницу окон, забранных проржавевшими, но крепкими решетками. Лишь на втором этаже я замечаю…
– Стой! Подожди, пожалуйста! – крикнул я со смесью ужаса и надежды в голосе, – Решетки не на всех окнах! Я вижу! На одном нету! Втащи меня обратно! Мы можем выбраться!
Несколько томительных, бесконечно долгих секунд ожидания, и я почувствовал, как Арина тянет меня за ноги. Я снова оказался на твердом гудроне, который мне хочется целовать от радости. Голова кружилась, сердце бухало в ушах, запоздало гоняя адреналин по сосудам.
– Лучше бы я тебе втащила! – Арина сплюнула совсем рядом с моим лицом, – Ну? Где там нет решетки?
– На втором! Слева! – я пытался отдышаться, выкашливая слова вместе с воздухом, – Там решетка торчит выломанная. Окно свободно.
– Второй слева, – задумчиво повторила Арина, – Шестая квартира. Венечка, сука!
– Что за Венечка? – встав на ноги, я снова уселся на гудрон – ватные колени отказывались держать вес тела.
– Вертухай Управдомовский! – с ненавистью выплюнула девушка, – Вот, значит, кто выход сторожит.
– Ну, справимся как-то, нас же двое! – подбодрил я Арину и вдруг похолодел от ужаса. Перед глазами встала картинка – тощий черный силуэт, неподвижно застывший в темноте коридора. Шлеп-шлеп. Где-то в затылке снова угнездилось ощущение чего-то непоправимого и кошмарного, что случится, стоит мне увидеть его лицо.
– Вспомнил? – хмыкнула рыжая, тряхнув торчащей из-под капюшона челкой, – Вот и справляйся!
– Но должен же быть какой-то выход! – плаксиво возразил я, – А что если как-то, ну, не знаю, отвлечь его, прошмыгнуть?
– Где, между ног? – девушка неприятно, по-лошадиному хохотнула.
– А хоть бы и так, – со злобой ответил я, – Думаешь, лучше здесь, на крыше с голоду сдохнуть? Чем ты, кстати, две недели здесь питалась?
– Картохой и луком, – неприязненно ответила она, – Не радуйся, кончилось все. Мамашкин огород-то два на два, всей картошки на пол-кастрюли. Хоть не сырой жрала…
Она покрутила перед глазами свою горящую кисть.
– Ну вот и… – я развел руками, не зная, что сказать. Последний аргумент произносить не хотелось, но еще менее привлекательной перспективой казалась мне голодная смерть здесь, на крыше. Или еще хуже – жизнь там, внизу, в грязной халупе. «Даже не жизнь, а превращение» – поправил я сам себя, вспомнив тот белый кусок теста с глазами, увиденный мной на одном из нижних этажей. Наконец, я решился:
– Хотя бы один из нас выберется.
Я увидел в глазах Арины холодный блеск, когда та согласно кивнула. Каждый из нас – и это было видно – хотел, чтобы выбрался именно он. Вернее, она. Но это мы еще посмотрим.
– Ладно, как-там-тебя, поднимайся! – девушка протянула мне обычную, не объятую пламенем руку, – Какой план?
Подобрав слегка проржавевший изогнутый кусок арматуры, я сунул его за пояс.