Дарья Дугина Топи и выси моего сердца. Дневник читать онлайн страница 6
31 / 07
Когда гудят утренние гудки на рабочих окраинах,
это вовсе не призыв к неволе. Это песня будущего.
Мы когда-то работали в убогих мастерских
и начинали работать по утрам в разное время.
А теперь утром, в восемь часов, кричат гудки
                                                   для целого миллиона.
Теперь мы минута в минуту начинаем вместе.
Целый миллион берет молот в одно и то же мгновение.
Первые ваши удары гремят вместе.
О чем же воют гудки?
– Это утренний гимн единства![35]

Если и есть что-то более темное, чем рытье котлована Платонова, так это Гастев. Инфернальный коммунист Алексей Капитонович Гастев!

Бездымные шахты, покрытые пеплом…
Это – на краю света, памятник
                     моему раненому, моему мировому сердцу.
Умерло мое вчера, несется мое сегодня, и уже бьются
                                                             огни моего завтра.
Не жаль детства, нет тоски о юности, а только – вдаль.
Я живу не годы.
Я живу сотни, тысячи лет.
Я живу с сотворения мира.
И я буду жить еще миллионы лет.
И бегу моему не будет предела.[36]
5 / 08

Центр Питера. Утро понедельника. На остановке у метро Сенная сидит старушка и режет большим ножом мясо на маленькие куски.

Питер. Утро. Сенная. Мясо.

6 / 08

Самое важное во всех отношениях – дистанция. Чтобы обнаруживать в Питере самое яркое, необходимо быть с ним на дистанции. Приезжать редко. Всякий слом дистанции грозит разочарованием. Помнить о жесте как языке. Стала свидетелем барочной оперы, воспроизведенной в ее первоначальном виде: всегда три скола на жестах, яркие интонации и произнесение окончаний в старофранцузском. Пели про Аттиса и Кибелу[37].

13 / 08

Андрей Белый:

«Поздно уж, милая, поздно…
усни: это обман…
Может быть, выпадут лучшие дни.
Мы не увидим их… Поздно, усни…
Это – обман».
Ветер холодный призывно шумит,
холодно нам…
Кто-то огромный, в тумане бежит…
Тихо смеется. Рукою манит.
Кто это там? Сел за рекою. Седой бородой
нам закивал
и запахнулся в туман голубой.
Ах, это, верно, был призрак ночной…
Вот он пропал.
Сонные волны бегут на реке.
Месяц встает.
Ветер холодный шумит в тростнике.
Кто-то, бездомный, поет вдалеке,
сонный поет.
«Все это бредни…
Мы в поле одни. Влажный туман
нас, как младенцев, укроет в тени…
Поздно уж, милая, поздно. Усни.
Это – обман…»[38]

Павел Васильев:

И имя твое, словно старая песня,
Приходит ко мне. Кто его запретит?
Кто его перескажет? Мне скучно и тесно
В этом мире уютном, где тщетно горит
В керосиновых лампах огонь Прометея —
Опаленными перьями фитилей…
Подойди же ко мне. Наклонись. Пожалей!
У меня ли на сердце пустая затея,
У меня ли на сердце полынь да песок,
Да охрипшие ветры!
Послушай, подруга,
Полюби хоть на вьюгу, на этот часок,
Я к тебе приближаюсь. Ты, может быть, с юга.
Выпускай же на волю своих лебедей, —
Красно солнышко падает в синее море
И – за пазухой прячется ножик-злодей,
И – голодной собакой шатается горе…
Если все, как раскрытые карты, я сам
На сегодня поверю – сквозь вихри разбега,
Рассыпаясь, летят по твоим волосам
Вифлеемские звезды российского снега.[39]
15 / 08

Сила: важно.

Ум: важно.

Гастев Алексей Капитонович: важно.

Влияние луны на внутренние тропы жизни: важно.

Остальное – не так важно.

18 / 10

Учиться видеть других людей. И брать их покой.

28 / 10

Поезд прорезал воздух истлевающего октября. Он же был и воздухом ноября и августовским (в сочетании с солнцем и ветром). И мартовским (с его надеждами на воскресенье и тяжелым запахом церковного ладана). Я воспринимаю место как потенциальность; в окне – дом, в котором собирались члены поэтического общества «Арзамас», а внутри – сразу все 200 лет: и декабристы, и революционеры ХХ века, и мистические анархисты, и сложные, острые взгляды из разных углов в башне Иванова. Солнечный луч. Свободное небо – властитель болот. Маленький шорох: и вижу образ барышни в черном платье на Таврической с белым воротничком и мудро скроенными рукавами. Она сидит подле Иванова и старательно читает текст «о Циклопах» на древнегреческом, постоянно путая ударения. В ее сердце горит красный огонь, не опаляя гостей башни.