Хотела вывести его на эмоции — получай. Не из-за тебя. Не из-за тебя только!

Он выхватывает телефон из моих рук. Водит пальцами по экрану, пожирая глазами фоточки.

— Они сегодня пришли?

Максим пересылает письмо себе. Вбивает адрес отправителя в поиск — видит еще два письма. Снова отправляет себе. Следом листает все мои письма, а там есть от Жана Рибу. Я вспыхиваю! Допрыгалась! Нужно отвлечь, не позволить!

Хочу выхватить мобильник, да куда там! Он руку вверх поднимает, словно я ребенок, и отворачивается.

— Отдай! Отдай телефон немедленно! — психую.

— Напиши мне пароль от своего ящика сейчас же.

— Да пошел ты!

Оборачивается. В глазах сталь.

— Почему ты немедленно мне не сообщила о том, что тебе такие фотки шлют? Ты понимаешь, что это компромат?

— А может, просто не надо трахать всех подряд, и не будет компромата?

Наши глаза встречаются, напряжение вечера достигает максимума. Злость, обида, ревность — я все в этот взгляд вкладываю. Были бы мы магнитами — отлетели бы друг от друга на сто километров.

«Я хочу развод», — на языке болтается. Горчит, зреет.

А потом происходит то, чего я боюсь все эти месяцы, — Макс меня подавляет. Размазывает морально.

Ком застревает в горле, опускаю глаза и отворачиваюсь. Сколько я боролась? Секунды четыре? Рекорд поставила.

Голос его, впрочем, смягчается:

— Аня, эта женщина мне, разумеется, не любовница. Ты ведь понимаешь это?

— Мы договорились, что создаем видимость счастливого брака, пока не подрастет Вита. Мы договорились, что будем друг о друге заботиться!

— Это с работой связано.

— Она твоя избирательница? — смеюсь.

Максим разводит руками, дескать, так и есть.

Козлина.

— Ты только что сказал, что это компромат.

— Блядь, — ругается он сквозь зубы, но не на меня. Себе под нос. В бешенстве Максим Станиславович наконец-то! — Аня, малыш...

Этот сраный «малыш» — капля последняя. Я немедленно выплескиваю вино ему в лицо. Максим столбенеет.

— Я тебя просила не называть меня так, — выпаливаю.

Напрягаюсь. Жду сдачи.

Он встряхивает головой, но мобильник мой, прокрутив в руке, возвращает. Медленно идет к столу, отматывает бумажное полотенце. Не оборачивается. Не смотрит на меня. И снова все не так!

Папа бы или упал пьяным, или так и спал облитым на полу. Или бы бил кулаками по столу и кричал, что никому не позволит так с ним поступать. Мама бы тут же кинулась стирать ему кофту.

Максим не делает ни первого, ни второго. И я снова в панике. Как быть? Я не понимаю! Я не умею с ним ругаться!

— Извини, — шепчу в ужасе.

— Это ты извини, — отвечает он опять ровно. По-прежнему не оборачивается. Вытирается. Майку больше не снимает. — Такие письма — дерьмо. Я разберусь, кто тебе их шлет. Это очень важно для меня. Пожалуйста, если такие письма будут еще приходить, сразу присылай мне. Мы с тобой в одной команде. И Аня. У меня нет любовницы.

Пялюсь ему между лопаток. Так верить хочется! Наивно, по-детски!

— Хорошо. Я подумала, что нас снова пытаются поссорить и что это неважно. Я, конечно, не поехала бы тебя выслеживать и застукивать. Я не буду давать тебе свой пароль, но обещаю пересылать сразу же. Клянусь, Максим.

— Хорошо.

После ссоры с ним — опустошение.

— Я могу идти спать?

Он делает движение, будто обернуться хочет, но останавливается.

— Иди, конечно. Спокойно ночи.

— Правда. Я просто не подумала, что это... важно. Я бы никогда не стала играть против тебя или что-то в этом роде.

Он мешкает, но затем смягчается. Вздыхает.

— Спасибо, я тебе доверяю.

Беру бокал со стола, ставлю в мойку. И поднимаюсь по лестнице.

***

Следующим утром мы с Витой долго валяемся в кровати. Максим часто готовит кофе для нас с ним, это... в некотором смысле традиция, и я люблю спуститься рано утром в кухню, с дочкой или одна, если Вита спит, чтобы составить мужу молчаливую компанию за завтраком. Обменяться планами на день.