Часть из того, что со мной происходило в лагере, я рассказывала Юкке. Но какую-то часть затаив в себе, я оставила навсегда в глубине себя, и это практически не достать. Просто когда рассказываешь что-то – переживаешь это снова, и оно ярче отпечатывается в твоей памяти. А то, что не высказано – уже никогда не высказать. Поэтому я достаточно мало помню какие-то подробности. И от этого становится немного грустно. Потому что прошло почти четыре года… А что же тогда будет через десять лет? Начинаю понимать, что пишу книгу, чтобы не забыть. Но зачем? Почему иногда так хочется зацепиться за прошлое? Наверное, если бы не было этого прошлого, то не было бы меня. Прошлое создаёт живого человека. И только мёртвые уже не имеют прошлого. Их просто нет. У них может быть будущее. О них могут вспоминать и говорить о них… Могут слушать их песни, читать их стихи. Но они никогда больше не проживут ещё одну минутку, чтобы она тут же стала их прошлым.

Как-то даже не по себе от этой мысли. Кажется, что я не полностью живу и из-за этого потихоньку исчезаю…

Когда я возвращалась домой, меня уже мало что там ждало. То, к чему я хотела вернуться, было уже в другом месте. Хотя три недели назад для меня этого попросту не существовало… Я даже не сообщила Озотамнусу, что вернулась. В моей голове, конечно, была мысль, что тем самым мы точно расстанемся, но это было сделано осознанно. К тому же то, что меня мучило больше всего, теперь так не тревожило, потому что Ваксфлауэр убедил меня, что много мыслей в голове – это очень даже хорошо. Просто большинство людей не хотят много думать и тем более не хотят, чтобы это делали другие.

В июле 2011 года, когда мне было тринадцать лет, я впервые в жизни начала встречаться с парнем. Все это было совсем по-детски, но не у меня… Я постоянно старалась придать всему смысл: любому взгляду, движению, ощущению… Когда начала делиться этим с парнем, он только отвечал: «Будешь много думать – морщинки на лбу появятся». И все мои мысли уходили в небытие, а бешенству не было предела… Это как мальчику ещё до пятнадцати лет так промыли мозги, и самое интересное – кто, чтобы он девочке в тринадцать лет говорил про морщинки на лбу? В общем, это было начало, но не конец… Примерно то же самое мне приходилось слышать от одноклассников в школе, может, даже раньше. В общем, я частенько слышала это от людей вокруг. Конечно, тогда я замыкалась в себе, могла молчать часами, думая только про себя, а при этом в голове рождались мысли: «А может, я ненормальная? Может, мне не стоит так копаться в вещах и устраивать себе проблемы?» Никто не мог ответить мне на эти вопросы. Я жила с ними несколько лет, всё больше и больше решаясь заставить себя не углубляться в суть вещей. И только Ваксфлауэр дал мне понять, что все должно быть именно так. Что обязательно нужно много думать о чём-то, чтобы дойти до истины, и что истина – это самое главное во всём. Ваксфлауэр ещё говорил, что сам прошёл через это, что порой он не мог найти себе собеседника в свои пятнадцать лет, и что иногда ему приходилось нелегко, так же как и мне… Ведь много печали появляется в душе, когда говоришь и знаешь, что человек тебя не слушает, не понимает, не хочет понять… Я стала замечать, что у меня и у Него есть что-то общее. Ваксфлауэр тоже начал это видеть… А сейчас мы уже столько общего обнаружили, что до сих пор удивляемся!

Сегодня утром писали цели на жизнь. Мы пишем их каждый день, чтобы сконцентрироваться на важном и позитивном. Чаще всего зачитываем друг другу вслух. Так вот, оказалось, что сегодня оба написали об унынии, и что нужно избавляться от него… Это к слову о совпадениях нашего внутреннего мира. Вдруг в одной квартире в одной комнате двое разных людей в одно и то же время подумали об одном и том же.