Но выглядела Бобби при этом гораздо лучше. Не то чтобы замечательно, но и не как изможденная карга, рухнувшая ему на руки вчера вечером. «Я и сам-то сейчас хорош», – подумал Гард и отправился в ванную.

Лицо в зеркале оказалось не настолько жутким, как он ожидал. Правда, к его легкой досаде, в желобке под носом и на верхней губе темнела спекшаяся кровь – значит, ночью опять лило. Джим взял из шкафчика мягкую мочалку и сунул ее под горячую воду, чтобы протереть лицо.

Он сделал это автоматически, по опыту зная, что с нагревателем Бобби можно сварить себе кофе и покурить, пока дождешься более-менее теплой воды, да и то если повез…

– Ай!

Гард отдернул руку из-под шипящей струи кипятка. И потрясенно уставился на плюющийся паром кран, прикрыв рот ошпаренной ладонью. Зеркальце для бритья на задней стороне аптечки уже начало затуманиваться. Джим на ощупь нашел ручку смесителя и, обернув руку мочалкой, чтобы не обжечься, закрыл наконец горячую воду. Потом, закупорив слив затычкой, пустил ее снова, но уже осторожнее, и добавил холодной.

Затем открыл аптечку. Среди разных бутылочек и пузырьков нашелся валиум – с именем Гарденера на прикрепленном рецепте. Если эти таблетки и вправду лишь набирают силу с годами – можно представить, как они должны действовать теперь! Кстати, запас практически не израсходован. Ну а чего он ждал? Если Бобби и впрямь на что-то подсела, это уж точно не на успокоительное.

Да и Джиму оно не нужно. Зато прямо за пузырьком…

Есть! Ура!

Гард вытащил обоюдоострую бритву и упаковку лезвий. С грустью посмотрел на слой скопившейся пыли: давненько же он не брился с утра у Бобби. Ладно, спасибо – не выбросила. Это было бы куда хуже, чем пыль, которую всегда можно протереть.

Побрившись, Гарденер почувствовал себя намного лучше. Потом убрал все на место и задумчиво посмотрел на ручку смесителя с красным кружочком посередине. Надо бы спуститься в подвал и проверить, что там за чудо-нагреватель теперь висит. Все равно больше нечем заняться, разве что наблюдать за спящей Бобби, но она и без его наблюдений справляется.

Странно: ему действительно стало намного лучше, в особенности теперь, когда затекшие после ночи в кресле спина и шея начали «отходить». «Значит, мы сидя не засыпаем, да? – мысленно усмехнулся Джим. – Нам бы все больше на каменных волнорезах?» Впрочем, это легкое поддразнивание нечего было и сравнивать со вчерашним самоуничижением, язвительным и беспощадным. Каждый раз, жестоко мучаясь от похмелья и накатывающей тоски, Гарденер забывал о чудесном чувстве, которое иногда приходило после, – чувстве, как будто бы он родился заново. В один прекрасный день просыпаешься и понимаешь: вчера ты не влил в свое тело ни капли яда… а то и неделю… или целый месяц… фантастически приятное ощущение.

Да, но ведь и начинавшийся грипп, если не воспаление легких, тоже куда-то исчез. Горло не болит. Нос не заложен. Температура нормальная. Бог весть какие бактерии и микробы могли запросто поселиться в его организме после восьми дней беспробудного пьянства, семи где попало проведенных ночей и возвращения в Мэн автостопом, в сильнейший ливень, без обуви. Однако к сегодняшнему утру все симптомы бесследно исчезли. Господь иногда бывает милостив.

Размышляя так, Гард вошел на кухню – и вдруг замер на полпути. Улыбка пропала с его лица, уступив место озадаченному и немного встревоженному выражению. Что же такое сегодня ему приснилось?

Вроде бы там была реклама по радио, непонятным образом связанная с прекрасным утренним самочувствием…

Однако воспоминание, не успев промелькнуть, угасло, и Джим решил не забивать себе голову чепухой. Главное, что ему стало лучше. Да и Бобби, кажется, тоже: вид у нее был посвежевший. Если не проснется до десяти – половины одиннадцатого, придется ее разбудить. Сможет разговаривать связно и держаться бодрячком – тогда ладно. Они спокойно обсудят,