– Славно! Тогда всего хорошего!

Мама ловко взяла меня на руки, и мы пошли к машине. Ещё долго я смотрел вслед этой медсестре; будь я чуть старше, а она чуть моложе, могли быть вместе, моя харизма и обаяние забрали бы её себе. Ведь она такая красивая: тонкие ножки, упругая грудь и остальное. Внимательный взгляд. Думаю, она тот самый человек, который правильно определился со своей профессией.

Двери захлопнулись, медсестра испарилась. Я опустил свою голову, загрустил и уснул…

Нас ждал чёрный "Фольцваген"

2

Это было сладким предвкушением того, что я ждал с огромным недетским азартом. Да-да, только с пелёнок, а уже настолько сильно заинтересованный в дальнейшей жизни. Почти ничего не слышал с улицы, что происходило за матовым окном, но было очень интересно. Только редкий рев мотора машин и все.

Летящий мимо город, большое количество странных сонных людей, чем-то похожих на меня, маленького, слабого и беспомощного. Маленькому Томми много кто может помочь, а им?

Сильный свист в открытое окно смешался со встречным потоком и ароматом мелькающих палаток. То ли это запах масляной выпечки, то ли это одиноко стоящее дерево и вокруг него свежесть срезанной травы, либо разлетевшийся на многие километры запах сырного липкого попкорна, пылинки розовой сахарной ваты.

Таким сладким сон был так же и из-за этих разных запахов. Еще тогда мне пришло осознание, что это не просто так. Так, без смысла, вообще ничего не может быть.

В голову пришло банальное согласие с собственным мнением – оно точно указывало на то, что мое тело было предназначено для тонкого и яркого ощущения всего, что кажется незабвенно интересным.

Все так же хотелось лечь к Эмри, моей любимой матери, на ручки, сомкнуть веки и смотреть вверх, видеть их рядом, улыбающимися, но вместо этого.

– Ты хоть это понимаешь?!

– Что именно?!

– Да то, что у нас появился маленький ребенок, моё счастье и подарок, изрядно уставшему от всего, сердца!

– Мне кажется, что ты слишком все драматизируешь. Он, это маленькое создание, наша общая радость!

– Серьезно?! Я что-то не видела от тебя того, чтобы сам взял его к себе на руки, крепко прижал и понес!

– Да что ты такое говоришь?! Я боялся. Сделать. Что-то не так, неправильно, чтобы с ним все было хорошо. Очень сильно хочу его обнять и чмокнуть в розовый сморщенный лобик! Но ты сама его загребла в свои руки и даже не дала мне шанса выбрать что-либо!

– Не смей повышать на меня голос!

– А сама? Зачем позволяешь себе этого со мной?!

– Потому что! Потому что. Прости… Я порой могу быть неправа.

– Я все прекрасно понимаю. Возможно, и моя в этом вина тоже есть.

– Безусловно! Чего мне стоило проносить Томми девять месяцев и потом освободить из себя?! Сколько всего мне пришлось пережить?! А ты даже не ценил!

– Ты себя слышишь?! А кто, кто скажи мне, пожалуйста, бегал как в задницу ужаленный, когда тебе, видите ли, нужны стали тапки, в которых ты ни разу не ходила за свою жизнь. Зачем?

– Ну, понимаешь… У меня период сложный был!

– Понимаю! А потом еще хуже. Огурцы, малосольные… И не с молоком, которое у нас, конечно же, было, и не с рыбой, а именно с сахаром! Причём, он обязательно должен был быть не маленькими и не большими, а средними кубиками! Квадратики! Это ты понимаешь?!

Такой агрессии я никогда не слышал от моего отца, много капель адреналина в крови, летающих спонтанными зигзагами в сердце. Ну, точнее, последние пару часов после моего рождения!

Здорово звучит, да? Почему-то, мне было его очень сильно жалко. Он любил меня, хоть ни разу ещё не коснулся, не поцеловал. Хотел как лучше, но все-таки, похоже, не умел. Я понимаю его, так как сам ещё не могу говорить или касаться его шелковистых усов под хмурым носом. Несомненно, люблю их всех. И они меня. Но зачем ругаться? Мне этого никогда не понять…