), пробовал подключить его к деятельности семиотиков на мировом уровне. В 1971 году он приглашает Томаса Венцлову на международный симпозиум семиотиков в итальянский город Урбино. Приглашение было послано самому поэту, но на симпозиум Венцлову не выпустили, поэтому через год Греймас пишет письмо в Союз писателей Литвы с просьбой содействовать его поездке в Париж. Туда Томаса тоже не пустили. В архиве остался и неиспользованный вызов на Третий Международный симпозиум по творчеству Джеймса Джойса, который состоялся в 1971 году в Триесте. Когда после поездки в Польшу в 1971 году, где Венцлова не придерживался норм поведения советского гражданина и общался с «нежелательными» людьми, ему не разрешили поехать в Венгрию, стало окончательно ясно, что за границу его больше не пустят.

В семидесятых годах поэт попробовал работать еще в нескольких гуманитарных областях. С 1966 по 1973 год он преподавал в Вильнюсском университете обзорный курс западной литературы ХХ века. Венцлова был внештатным преподавателем, заменял уехавших или заболевших коллег, поэтому решался рассказывать о тех писателях, которые не входили в утвержденную программу, – Прусте, Борхесе, Кафке. В 1973 году он начал вводный курс в семиотику. Студенты прослушали восемь или девять крайне информативных лекций, но курс не был закончен.

В 1972—1976 годах Томас Венцлова был завлитом драматического театра в городке Шяуляй, а с 1974 по 1976 год работал и в отделе философии Института истории Академии наук. В институте он чувствовал себя лишним, а вот деятельность в качестве завлита оправдалась – она совпала с расцветом Шяуляйского театра. Именно Томас Венцлова по просьбе дирекции пригласил режиссера Аурелию Рагаускайте, которая поставила «Властелина» В. Миколайтиса-Путинаса, «Приморский курорт» Б. Сруоги, поэтический спектакль по произведениям С. Нерис «Как цветение вишни», переведенную Венцловой пьесу К. Гольдони «Кьоджинские перепалки». Эти спектакли прославили Шяуляйский театр. Ставили там и переведенные поэтом пьесы: «Донья Росита» Ф. Гарсии Лорки и «Любовь под вязами» Ю. О’Нила, а в Каунасе был поставлен «Король Убю» А. Жарри.

В начале восьмидесятых власти начали закручивать гайки. Поэт Геннадий Айги пишет Томасу из Москвы 24 декабря 1969 года: «Живу как все. Душно, безвоздушно»[110]. Воздуха не хватает и в Москве, и в Вильнюсе. У Томаса все больше разногласий и с советской властью, и с литовской интеллигенцией. Венгерский литературовед Эндре Бойтар, встречавшийся с поэтом в 1971 или 1972 году в Вильнюсе, рассказывает: «Меня поразило, как человек может жить в таком одиночестве. Он и сам писал, что если б не было Иосифа Бродского и других русских интеллигентов, он бы не выдержал. Он очень храбрый человек».[111]

В 1972 году был издан единственный сборник стихов Томаса, вышедший в советское время, – «Знак речи», но ситуация не изменилась. Как выразился Йонас Белинис, заместитель отдела культуры ЦК Коммунистической партии Литвы, «партия старается понять, в чем творческого человека постигла идейная или художественная неудача, и помогает ему вернуться на правильный путь».[112]

Томаса Венцлову просто преследовали «идейные неудачи». Так, 5 февраля 1973 года его прорабатывают на открытом партийном собрании Союза писателей за перевод стихотворения Константина Кавафиса «В ожидании варваров». Его и литературных критиков К. Настопку и Р. Пакальнишкиса обвиняют в «тенденции эстетизировать, в попытках явно индифферентные поэтические образцы объявить „общественными“ и „гражданственными“»[113]. Автор другой статьи, вдохновленной этим собранием, сомневался в том, есть ли вообще поэзия в «алогичных стихах Венцловы».