Тупра излагал это слишком равнодушным тоном, чтобы я не заподозрил, будто думает он совсем иначе. Если разобраться как следует, то что заставляет их, Тупру или его испанского друга Хорхе, с таким упорством идти по следу второстепенной участницы жестоких преступлений, случившихся почти десять лет назад, а для террористов это срок очень большой, поскольку они действуют по накопительному принципу и без перерывов, чтобы новые теракты словно бы размывали предыдущие и за счет общего количества достигался нужный эффект – полного отчаяния и растерянности, коль скоро ни один вроде бы нельзя считать последним. Их конечная цель – изматывание.
Фактические исполнители терактов, главные виновники, получили долгие тюремные сроки. Как и Санти Потрос, отдавший решающий приказ. Одни сидят за решеткой в Испании, другие – во Франции. Если бы в каждом случае искали еще и тех, кто вольно или невольно помогал преступникам, догадываясь о том или нет; кто дал важную информацию или проговорился случайно; кто пустил переночевать родственника или знакомого, не ведая, что у него на уме и что он сделает наутро в их городе или поселке; кто выручил деньгами друга или пожертвовал свои сбережения неправительственной организации либо церкви, чтобы помочь голодающим детям и несчастным беженцам; тех, кто дал на время отвертку, скотч, клей, бензин, мыло или гвозди (или хотя бы маленькую вилочку), не зная, зачем они нужны, тогда наверняка половину человечества можно было бы посчитать сообщниками или пособниками террористов.
На это, как правило, и ссылаются самые жестокие преступники и вообще убийцы: они стараются свалить вину на пострадавших, да, именно так, на убитых и покалеченных. Не погибло бы столько людей в домах-казармах в Сарагосе и Вике, если бы гражданские гвардейцы не поселились там, поставив под удар свои семьи. А в “Гиперкоре” власти должны были действовать активнее и эвакуировать посетителей, получив невнятные сигналы (раз бомба была спрятана в багажнике машины, следовало сразу же ее обезвредить). Они заявляют: мы не убили бы ни одного полицейского, военного, журналиста, судью или хозяина магазина, если бы нашу родину, которая за всю свою историю ни разу не была захвачена врагами – даже римлянами, – вдруг ни с того ни с сего не захватили испанцы. Мы не убили бы ни одного бизнесмена, если бы все они без возражений платили нам, как и положено патриотам, столько, сколько мы у них требовали для победы нашего дела. Не было бы ни одного покойника в Ольстере, если бы англичане не украли часть острова, после того как веками владели всем островом целиком, и если бы нас не преследовали католики и не мечтали изгнать с нашей земли, такой же британской, как Лондон или Кентербери, такой же нашей, как их, или даже больше нашей; им принадлежит земля на юге, пусть туда и убираются, слушают там свои мессы и не мешают нам.
Ответственность всегда перекладывается на кого‐то другого, и сбросить с себя ее бремя очень легко… За свою жизнь я слышал самые разные оправдания, но чаще всего такое: да, я этого типа убил, но ведь он сам виноват. Кажется, и я тоже использовал его в той или иной форме.
Но все‐таки почему они вздумали по прошествии стольких лет тратить время, деньги и силы на поиски некой женщины? Ради чего? Масса преступников остаются ненаказанными, хотя часто просто не удается доказать их вину – прямую или косвенную; а сколько нападений списывается на несчастные случаи, или на капризы злосчастной судьбы, или на неосторожность, а иногда гибель человека объявляют самоубийством или безрассудной переоценкой собственных сил; нередко судят и приговаривают к тюремным срокам невиновных, превратив в козлов отпущения.