Санитарка проводила меня в огромное пустое отделение с отполированным до блеска полом и указала на маленькую комнатку – там я должен был ждать Квика.

– Он скоро будет, – сказала она.

Внезапно меня охватило какое-то неприятное чувство.

– Вы будете за дверью, пока я здесь?

– Это отделение закрытого типа. Тут нет персонала, – бросила в ответ санитарка. Будто прочитав мои мысли, она протянула мне маленький брелок. – Хотите подать сигнал тревоги, если что?

Я посмотрел на неё и на крошечный чёрный прибор.

Стуре Бергваль находился на лечении с 1991 года. Он считался настолько опасным, что ему позволяли покидать место заточения лишь раз в шесть недель. В день своеобразного «отпуска» он мог куда-нибудь съездить на машине – правда, при условии, что его будут сопровождать три санитара.

«Что ж, безумцу разрешают смотреть на горизонт, дабы он окончательно не лишился рассудка», – подумалось мне.

У меня была всего пара секунд, чтобы решить, нужна мне тревожная сигнализация или нет. Но я никак не мог сообразить, что ответить.

– В соседней комнате есть кнопка вызова охраны, – сказала санитарка.

«Она что, издевается?» – пронеслось в моей голове. Она ведь не хуже меня знает, что ни одной жертве Квика не помогла никакая кнопка.

Мои размышления прервались, когда в дверях появился Стуре Бергваль в сопровождении двух санитаров. Ростом метр восемьдесят девять сантиметров, одетый в потёртые джинсы, сандалии и застиранную толстовку, которая когда-то была лиловой, он неуверенно улыбнулся и протянул руку, чуть подавшись вперёд, словно не желая вынуждать меня подходить к нему слишком близко.

Я взглянул на руку, которая, если верить её хозяину, отправила на тот свет не меньше тридцати человек.

Рука была влажной.

Санитаров и след простыл.

Я остался наедине с каннибалом.

Неприятную новость о признании в убийстве Юхана Асплунда распространили СМИ. Как обычно.

Журналист из газеты «Экспрессен» явно куда-то торопился, а потому не стал ходить вокруг да около:

– В Фалуне один мужик признался в убийстве вашего сына Юхана. Прокомментируете?

Анна-Клара Асплунд стояла в прихожей в верхней одежде с ключами в руках. Она только-только вернулась с работы. Открывая дверь, она услышала, как зазвонил телефон.

– Я немного тороплюсь, – попытался объясниться журналист. – Мне завтра будут удалять грыжу, и надо бы успеть сдать статью.

Анна-Клара Асплунд плохо осознавала, о чём он говорит. Его слова разбередили давнюю, так и не зажившую рану. С этого дня – понедельника 8 марта 1993 года – ей вновь пришлось погрузиться в кошмар.

Сорокадвухлетний пациент, находившийся в психиатрической клинике в Сэтере, признался в убийстве её сына – именно так сказал журналист. «Это я убил Юхана». Анна-Клара никак не могла взять в толк, почему полиция сперва рассказала об этом газете «Экспрессен», а не ей.

7 ноября 1980 года жизнь Бьёрна и Анны-Клары Асплунд превратилась в настоящий ад. Это была «самая обычная пятница», как принято говорить. Но ведь день не может быть обычным, если случается такое. Анна-Клара приготовила завтрак для одиннадцатилетнего Юхана, попрощалась с ним и побежала на работу. Около восьми утра сын отправился в школу, до которой было каких-то триста метров. В здание он так и не попал, и с тех пор о нём не было никаких известий.

В тот же день полиция приступила к поискам мальчика. Были задействованы вертолёты и тепловизоры, полицейские начали прочёсывать местность, но ребёнка будто след простыл.

В Швеции история с исчезнувшим Юханом стала одной из главных загадок для криминалистов. Его родители давали бесконечные интервью, принимали участие в съёмках документальных фильмов и приходили на различные ток-шоу. Каждый раз они рассказывали, каково это – потерять единственного ребёнка, не знать, что с ним произошло, не иметь даже могилы, которую можно было бы навещать. Но всё было напрасно.