На парковке с мамой случается взрыв номер два. Она ругается и продолжает говорить о том, какие люди грубые, невнимательные, нечувствительные и глупые. На нас смотрят все вокруг: грубые, невнимательные, нечувствительные и глупые люди. Одна старушка качает головой.

– Мам, мы можем уже ехать?

– Да, да. Хорошо.

Я забираюсь на переднее сиденье – к счастью, стекла у нас затемненные. Если так прошел наш поход в магазин, что будет в моей новой школе?

Не уверена, что хочу знать ответ.

Мы были дома уже десять минут, когда прозвенел звонок. Это Лив-или-Ливви (именно в тот момент я решила называть ее Ливви). Она стоит у крыльца в таких же кроссовках, как у меня. Должно быть, съездила домой и переобулась.

– Готова? – спрашивает Ливви, собирая темные кудряшки в хвост и надевая повязку на голову. Ее длинные загорелые ноги блестят на солнце.

– Идем! – выкрикиваю я через плечо.

Я хватаю велосипед из гаража и с трудом еду вниз по дороге. Наш новый дом стоит на холме, и подобраться к парадной двери – всё равно что вскарабкаться на египетскую пирамиду. Папа говорит, что земляные работы потребуют целого состояния. Мама напомнила ему, что это собственность департамента образования и они, скорее всего, смогут себе это позволить – с учетом всех продолжающихся сокращений. Подозреваю, это был сарказм.

– Всегда хотела скатиться с этой горки, – говорит Ливви. – Ты не пробовала?

Это действительно приходило мне в голову. Как и то, что мне уже тринадцать вообще-то. Кататься с горок – это совсем по-детски.

– Наверное, если бы попробовала, груди было бы больно. – Ливви обхватывает свою грудь. Только сейчас я увидела, что ее грудь уже вполне обрела свой постоянный адрес. Моя пока еще в пути. – Они мешаются, правда?

– Ну да.

– Мне подарят новый велосипед на тринадцать лет, – говорит Ливви, маневрируя и забираясь на велик. Ее велосипед ярко-розовый, помятый, с корзиной с желтым цветком. – А когда тебе будет тринадцать?

Я запрыгиваю на велик и следую за ней.

– Было в прошлом месяце.

– А, черт. Ты могла попросить новый. Хайди и Мали тоже получат новые велики.

– Кто такие Хайди и Мали?

– Девочки из школы.

– Они твои подруги?

– Вроде того.

Не понимаю, как можно быть с кем-то вроде друзьями.

– Поедем к Большому лобстеру[6], ладно? – предлагает Ливви.

Я уже была у Большого лобстера – или Лобстера Ларри, как называют его местные, – в первый день, когда мы приехали в Кингстон. Я видела скульптуру на открытках и в рекламных проспектах, но увидеть Большого лобстера вживую – это совсем другое. Он огромный. Когда мы его изучали, милый европейский турист предложил нам сделать фото. А потом попросил маму об обратной услуге. Мама потратила вечность, суетясь вокруг него и выбирая самый удачный ракурс, и вся компания парня была такая: «Да просто сделай уже это наконец!» Когда мама в итоге закончила, он показал нам фото других больших штук, которые он видел. А видел он все: Большой банан, Большой ананас, Большую лошадку-качалку. Большие штуки – большое дело.

Мы едем вдоль береговой линии в тени огромных сосен. За ними настолько далеко, насколько можно увидеть, простирается ярко-синий океан. Ливви рассказывает мне о причале и о магазинчике поблизости, где можно купить рыбу с картошкой фри. Она говорит, что неподалеку от Кингстона есть такой мыс Яффа, где рыбаки продают свой улов.

Мы поворачиваем на улицу, которая идет мимо отеля «Роял Мэйл», супермаркета и почты.

Ливви показывает на еще один магазинчик, где продают еду на вынос.

– Они выиграли медаль. За такие крабовые палочки можно умереть. А там две пекарни. В одной пироги вкуснее, чем в другой.