идеально. Ему надо еще раз посмотреть на ноги Ливви. У нее лучшие ноги из всех, что я видела. К ней же никто не приходил с фотошопом, верно?

– Саманта Бэклер! – В дверях стоит седая женщина в самом уродливом кардигане во всей истории кардиганов.

Мама кладет свой журнал и шепчет: «Это мы». Можно подумать, вызывают какую-то другую Саманту Бэклер.

Мы идем за доктором Чарльзуорт и ее кардиганом по длинному узкому коридору. Наверное, этот кардиган вязала ее старая слепая бабушка. Оранжевые, розовые и черные полоски идут зигзагом, а между ними – маленькие бантики из лент и огромные пуговицы, похожие на макаронины. Мода проехалась по ней катком. Нужно срочно звонить в службу спасения.

Мы заходим в кабинет, и доктор Чарльзуорт закрывает дверь. Кабинет маленький и темный. Стоит стол, на котором ничего нет, даже телефона или листа бумаги. Высокая кушетка, покрытая белой простыней, книжная полка и два коричневых стула, приехавших прямиком из семидесятых. На стене – плакат с изображением человеческого скелета. Всё. В центре внимания ее кардиган.

– Вы только что переехали? – спрашивает доктор Чарльзуорт у мамы, садясь в кресло. – Мы не нашли вашу карту. Ее пришлют?

– А, да, я организую это. – Мама ведет себя странно. Сжатые руки на коленях, спина прямая, нервная улыбка – будто она на экзамене.

– В регистратуре мне дали кое-какую информацию. Вы пришли поговорить о Саманте?

Мама кивает слишком старательно.

– Да, доктор. Об ее экземе.

Доктор Чарльзуорт поворачивается ко мне.

– Это Саманта?

Тупица. А кого бы еще мама привела с собой?

– Да, – говорит мама. Затем выразительно добавляет: – У нее очень серьезная экзема, доктор. Очень серьезная.

Доктор Чарльзуорт встает и подходит к моему стулу.

– Закатайте рукава, пожалуйста.

Я закатываю рукава. Она наклоняется. На кончике носа заляпанные очки в золотой оправе. От нее пахнет чем-то похожим на средство, которым мама чистит ванну.

– Думаю, лучше ей снять одежду, чтобы я ее осмотрела. Вы не против, миссис Бэклер?

Не против ли мама?! А как насчет меня? Я что, фигурка из картона?

– Я забыла сказать, миссис Бэклер. У нас сейчас работает стажер, его зовут доктор Трэвис. Вы не будете возражать, если я его позову?

Она сказала его? Это мужчина?

– Нет, конечно. Всё в порядке, – говорит мама. – Только так они смогут стать настоящими врачами. По учебникам ведь толком не научишься, верно?

Доктор Чарльзуорт указывает на сложенную тонкую рубашку на смотровом столе.

– Пусть ваша дочь разденется и наденет эту рубашку. Я вернусь через минуту.

Как только она закрывает за собой дверь, я шиплю:

– Я не хочу, чтобы какой-то мужчина на меня смотрел!

Я складываю руки на груди. В том месте особенно не на что смотреть, но всё равно!

– О, ради бога! Он не какой-то. Он врач. Он всё время смотрит на обнаженных людей. Он хочет посмотреть на твою кожу, а не на задницу!

Она стягивает мою кофту.

– Поторопись!

– Я могу сама!

– Чего ты ждешь? Они вернутся с минуты на минуту.

Я рисую пальцем круг в воздухе.

– О, ради всего святого! – фыркает мама, отворачиваясь. – Будто я тебя никогда не видела. Я вытирала твою попу, когда ты была младенцем, если ты забыла.

Я снимаю одежду и бросаю ее на пол у кушетки. Заворачиваюсь в рубашку, завязываю ее и пытаюсь залезть на кушетку. Почему их делают такими высокими? Где тут лестница? Из-за такой высоты у меня сейчас кровь носом пойдет.

– Теперь уже мне можно повернуться? – спрашивает мама.

– Если нужно.

Мама видит мои вещи, брошенные на пол. Вздыхает, поднимает их и складывает аккуратной стопочкой. Охает:

– Саманта! – держа мои трусы двумя пальцами. – Это ты могла оставить!