– Какие славные крошки, какое сочное молодое мясо! Какой свежий аромат от их волос, – и она взяла в свои грязные руки волосы младшенькой Хай.

Девочка задрожала и заплакала, но без слёз. Тут я не выдержала и, отстранив руку старухи, заслонила собой девочку.

– Не смейте трогать мою дочь!

– Дочь? – ехидно прошипела старуха. – Она дочь дьявола и дьяволицы, как и её сестры и этот противный мальчишка, – и старуха ткнула пальцем в грудь Хельмута. – Они очень похожи на меня, та же грязная кровь, те же бегающие глазки, и эти руки в крови!

Я резко оттолкнула её, и она, не удержавшись, упала на пол и ударилась головой о край стола. Я поняла, что нам пора бежать отсюда, но там, где раньше была дверь, стояли посетители бара, загородив её. Все их приветливые улыбки превратились в страшные гримасы. Эти люди стали надвигаться на нас, всё больше оттесняя к стойке, а та открылась, впуская нас в кромешную темноту. Дверь за нами захлопнулась, и тут же заскрежетал засов.

– Вот мы попали! – констатировал Антон наше нынешнее положения.

Я была с ним полностью согласна: попали мы не по-детски.

А что дальше?

Ехидный смех старухи прямо за дверью ещё раз убеждал меня, что мы попали в западню. И похоже, она была спланирована заранее: кто-то следил за нашим приближением к посёлку, а может быть, и раньше. Сначала нам казалось, что в это помещенье никогда не проникает солнечный свет, но, когда наши глаза привыкли к темноте, мы заметили, что сквозь плотно сбитые доски всё же просачиваются частицы света.

Макс стал ощупывать стены, пока не обнаружил наиболее слабые доски. Несколько сильных ударов – и они вылетели наружу, впустив лучи заходящего солнца. Мы поспешили выскочить из западни. Край плато лишь на пару шагов отступал от сарая, в котором нас заперли. Мы заглянули за него, а он даже и не собирался ускользать.

Это место было особенно странным. Оно не походило ни на одно из тех мест, где мы уже побывали. Здесь были цвета и запахи, и люди казались более живыми, и край плато не убегал от нас, не прятал свои секреты, а будто бы наоборот, спешил их открыть. Мы были не против и посмотрели вниз.

По земле стелился розовый туман. Видимо, рассвет только начал свой путь по пыльной дороге, которую мы увидели. Телега катила по ней медленно и вскоре совсем остановилась. С неё слезли двое мужчин в подпоясанных кушаками вышитых рубахах. По тому, как они были одеты, мы приблизительно догадались, к какому веку принадлежат эти события. Мужчины смахнули с телеги сено, которое было лишь прикрытием того, что лежало под ним. Я вскрикнула и велела детям закрыть глаза. Они послушались, а я с неохотой посмотрела вниз.

Мужики стащили с телеги обнажённое и окровавленное тело женщины с длинными русыми волосами. Они тащили его волоком к лесу, и на мокрой траве оставались багровые следы. Затем один из них вернулся и небрежно сдёрнул с телеги ещё что-то – это был мёртвый младенец. Он бросил его рядом с женщиной и принялся рыть яму. Он работал быстро и, видимо, торопился успеть до того, как по дороге потянутся телеги, а второй то и дело вытирал лицо рукавом и старался не смотреть в сторону истерзанных тел.

– Что встал? Рой быстрее! – окрикнул его первый. – Им уже ничем не поможешь, а если нас застукают здесь, не жди милости от барыни. Она всё на нас свалит, и тогда мы пропали.

– Как же так можно, Вася, без молитвы да в яму? Дай я хотя бы перекрещу его. Грех ведь это!

– Грех! И не будет нам с тобой прощения, но коли откажемся барыне помогать, она нас с тобой так же в лесу закопает, и Марфу твою и дочерей. Ты этого хочешь, окаянный? Копай быстрее и сопли подотри, а то смотреть на тебя тошно!