Ой, трунь-трынь, я лихой.
Ой, трынь-трунь, с головой
Окунусь в озеро.
Ой, трунь-трынь, дурень я.
На базаре плясал.
По деревьям скакал.
А на озере том,
Увидал и пропал.
Трунь-трунь-трунь,
Не беда.
Трунь-трунь-трунь,
Что в глаза,
Трунь-трунь-трунь,
Смотрела.
Трунь-трунь-трунь,
За собой позвала.
Ой, трунь-трынь, я лихой.
Ой, трынь-трунь, и немой.
Ой, трунь-трынь, на реке
Повстречался я с той.
Чудо русалка плыла,
За собой позвала.
Я нырнул с головой.
Ой, трынь-трунь, я живой.
Трунь-трунь-трунь,
Не беда.
Трунь-трунь-трунь,
Что в глаза,
Трунь-трунь-трунь,
Смотрела.
Трунь-трунь-трунь,
За собой позвала.
Выплыть я не сумел,
Так в реке и шумел.
Ой, трынь-трунь, не живой.
Ой, трунь-трынь, с головой
Нахлебался воды.
Меня вынула ты
Из зелёной тины.
Подарил я цветы.
И повел за собой,
Будешь мне ты женой.
Трунь-трунь-трунь,
Не беда.
Трунь-трунь-трунь,
Что в глаза,
Трунь-трунь-трунь,
Смотрела.
Трунь-трунь-трунь,
За собой позвала.
Комфортно Ириму среди живой природы, но не среди безликой массы соплеменников, которые только и делают, что укоряют и пытаются укротить его вольный нрав.
«Не понимаю, почему? За что недолюбливают меня в общине?»
Глава 4
– Кирма, ты куда собралась? – окликнула мать, когда девчонка направилась в сторону леса с небольшим мешком в руках.
Дуворка замерла, на ходу придумывая отговорку. Ещё ни разу она не попадалась на своих отлучках. И вот он – неудачный момент.
– Мам, я хочу прогуляться в лесу, немного отдохнуть. Сама знаешь, как утомляют базарные дни. Я устала от суеты, – пояснила Кирма. Она едва сдерживала порыв убежать, но уважение к матери не позволяло этого сделать.
– А мешок тебе для чего? Что там? – выведывала Жиона. Она ощипывала перепёлок для рагу с овощами, и рукавом смахивала пот, струившийся по лицу из-под тонкого соломенного платка.
– Я взяла лепёшку и яблоко. И коврик, чтобы полежать. А то противные муравьи наползут и покусают.
– Иди, – разрешила мать. – Смотри, не долго. Скоро стемнеет, и отец сядет ужинать. Сама знаешь, как он не любит когда кто-то из нас опаздывает за стол.
– Да, я не долго, – пообещала Кирма. Медленно шагая, она обернулась, не смотрит ли мать. Убедившись, что никто больше не наблюдает, девушка ускорила шаг.
Вначале она прошла среди пролеска и поляны, где недавно ночевали элли после базарного дня, потом углубилась в чащу сосен и елей. Хвоя мягко проминалась под тяжёлыми шагами дуворки. Сквозь крону деревьев проглядывалось чистое синее небо, и подмигивали слепящие горячие лучи солнца. Денёк выдался особенно жарким. Только это не радовало Кирму. С каждым шагом её сердце тревожно сжималось.
«Как там мой маленький? – думала она. – Я не приходила к нему уже четыре дня, не кормила и не поила его. Ему страшно без меня. А вдруг его украли и съели?»
Эти вопросы наскакивали один на другой, в обеспокоенных мыслях спешащей девушки. Она уже бежала, не замечая хлеставших веток по лицу и телу. Чтобы хоть немного расчистить себе путь, дуворка остановилась и подобрала сухую дубинку, которую сама же здесь и оставила. Оружие девушка редко брала с собой, потому что знала каждую тропу в этом лесу. Она попрятала достаточно добра в разные места. Например: вон там, в дупле припрятан кинжал. А там, в небольшой насыпи из хвои, заботливо укрыта булава. В случае нападения, защититься было чем.
Кирма подобранной дубинкой раздвигала густо переплетённые веточки кустарников. И вот она оказалась на месте. Рядом заветная кучка лапника, выложенная невысоким конусом. Дуворка опустилась на колени перед этой нехитрой берлогой из валежника и бросила мешок, а следом дубинку. Слегка отодвинув сосновую ветку, девчонка заглянула внутрь. Её маленький найдёныш крепко спал. Малютка гиппогриф согрелся в своём укрытии, и теперь набирался сил и подрастал.