– Да и вообще мне кажется, что не такой уж он и бабуин, каким прикидывается. Знаешь, Настя, есть в нем что-то человеческое.

Определенно в Петьке было много человеческого – в легком, веселом парне, прощающем подруге любую колкость. Все это я слушала вполуха, соглашаясь с Дашкой, но думала о своем. О том, что случилось сегодня за обедом и после, на лестнице. Почему я оказалась такой слабой? Почему не могла защитить себя? Почему мое сердце, прежде никогда не дававшее о себе знать, зажило собственной жизнью, не желая верить тому, что видят глаза? Что слышат уши? Как я могла подумать, что в этом городе мне будет так же легко, как дома в своей школе с друзьями, которых я знала с детства? Что сводный брат на самом деле примет меня за сестру, как полагал отец?.. Из всех моих ожиданий по приезде оправдалось лишь одно, на которое я не смела и надеяться. В этом большом городе только мачеха тепло приняла в свой дом тощую одинокую девчонку. Даже шапка и стоптанные сапоги не стали помехой. И уж точно она не думала надо мной насмешничать.

Я не могла сегодня остаться после занятий на тренировку по чирлидингу и сказала тренеру, что плохо себя чувствую и хочу домой. Кажется, к концу уроков я действительно чувствовала себя неважно. Дашка, фыркнув в кислые лица одноклассниц, утопала следом, даже не придумав своему уходу оправдание. У раздевалки я заметила Стаса и его лучшего друга с сестрой и снова раскраснелась от волнения (вот только не стала смотреть в глаза и опускать лицо). Я ничего не могла с собой поделать: почувствовав сводного брата рядом, мое сердце тут же предательски забилось: боль в груди и не думала утихать.

– Что-то наш павлин погрустнел. Полозова его бросила, что ли? – заметила подруга. – Вот был бы знатный ржач! Зато Маринка Воропаева светится, как китайская елка: дешево и ярко. Если бы Фролов сейчас дал добро, уже висела бы на нем звездой! Интересно, – Кузнецова задумчиво скосила взгляд на троицу, – чем бы жила школа, если бы не наши олени с мартышками? Скисли бы все от тоски!.. Ладно, пока, Матвеева, до завтра!

– До завтра, Даш!

– И скажи уже отцу, пусть купит дочери нормальный телефон, что он как жлоб! Вечно к тебе что в рельсу звонить. Так же глухо! И смотри не разболейся всерьез, а то подведем Альбиночку! У нас выступление на носу и Зимний бал!

Телефон у меня и правда работал неважно, иногда отключался, но я ничего не собиралась просить у отца. Без собственного компьютера, аккаунта в соцсетях и «Айфона» я казалась Дашке пещерным человеком, но это не мешало ей со мной дружить.

Я понадеялась, что Дашку не услышал Стас. Я была более чем довольна тем, что имела. Мне бы не хотелось никому доказывать, что это не так.

Я натянула шапку, рюкзак, надела перчатки и вышла из школы. Побрела центральной аллейкой к проспекту и дальше к остановке, оглядываясь по сторонам. В город медленно, но верно приближался Новый год, декабрь становился суровее, и снег теперь падал на землю лапистый, тяжелый, занося обочины не снежной колкой крупой, а настоящими мягкими сугробами.

Вот бы взять и очистить сердце от тяжелой грусти, чтобы снова стало таким же чистым, светлым и легким, как этот снег!

Я остановилась и набрала снег в ладони. На солнце он искрился и ослеплял морозной белизной. Подняв руки, подбросила пушистую охапку вверх, глядя, какой красивой метелицей снег опускается под ноги. Рядом засмеялись какие-то школьники, и я, смутившись, отряхнув руки, поспешила к автобусу. Еще немножко, и можно будет спрятать грусть ото всех в своей комнате!

За день рекламщики обклеили остановку новогодними афишами, и теперь она пестрела яркими приглашениями на праздничные спектакли и концерты. Я задержалась возле афиш совсем чуть-чуть, и когда села в автобус – с удивлением увидела на остановке сводного брата. Стас никогда не приезжал домой так рано, я знала, что у него ежедневные тренировки по баскетболу и, как ворчала мачеха, неизвестные дела с друзьями. Он редко когда возвращался домой раньше шести часов вчера… Я невольно задержала на нем взгляд, наблюдая, как сводный брат входит на заднюю площадку, бросает сумку на сиденье и опирается плечами на поручень. Запустив пальцы в заснеженные темные пряди, отводит назад от лица длинную челку, отворачиваясь к окну.