«Святой Великомученик и Победоносец Георгий, моли Бога о нас».

Судьба сделала мне дорогой подарок: я трижды посетила Святую землю. И описала это в своей прозе. Однако до сих пор всплывают в памяти какие-то ранее забытые детали, штрихи, нюансы. И порой такие бесценные, такие яркие, что их никак нельзя потерять. Например, о первом моём паломничестве в Палестину в группе православных христиан. Из России в 1991 году на пароходике «Одесса-Сан» из Одессы через Чёрное и Средиземное моря до Хайфы. И далее по святым местам, где только ступала нога Спасителя.

Одна из моих любимых и духовных песен – «Ночь тиха над Палестиной», посвящённая Рождеству Христову. Очень мелодичная, даже романтичная, которую я любила, играла на фортепиано и пела издавна. И с подругами-мирянками, и с монахинями, приходившими в гости в наш дом. А последние годы, когда ко мне приезжала из Эстонии, из Пюхтицы, регент женского Успенского монастыря мать Иннокентия, эта песня стала нашим гимном. Ведь мать Иннокентия была до пострига Наташей Давыдовой, выпускницей Московской консерватории по классу фортепиано, участвовавшей даже в концертах. И вот она в чёрном монашеском облачении и апостольнике сидит в гостиной за моим «Циммерманом», её небольшие белые пальчики скользят по клавишам, и мы дуэтом негромко поём наш гимн:

Мы пели эти слова тихо, проникновенно, трепетно. Как будто сами стояли в этом поле близь Вифлеемской пещеры, где родился Святой Младенец. И для меня эта песня была как гимн Рождеству Христову. Мы пели её и в Пюхтицком женском монастыре за январским застольем, посвящённом Рождеству Иисуса (где я почётным гостем сидела рядом с игуменьей Варварой, первой игуменьей монастыря), при свечах, озарявших многочисленные иконы и стены трапезной. И такая благодать разливалась в наших сердцах и вокруг нас, что трудно выразить словами. А в ночи над обителью, над куполами Успенского храма во тьме небес словно сияла над всеми нами и над миром вокруг звезда Вифлеема.

Палестинский Вифлеем – городок совсем маленький. И тем более мала пещерка невдалеке от него. Та, где появился Спаситель мира. Однако ныне над этой пещеркой построили храм, войти в который можно лишь склонив голову. И такое устройство входа неслучайно. Низко опущенная каменная плита (чуть ниже человеческого роста) мешала конным всадникам-завоевателям, как прежде, врываться в храм. И мы почти впервые за столетие как первая группа паломников из Советского Союза, наклонясь, заходили внутрь храма. Внутри храм казался высоким, просторным, с двумя рядами колонн. В одной из которых, где некогда жили «святые пчёлы», виднелись в камне пять отверстий для пальцев. Минуя помещение храма под пение Рождественских молитв, мы подошли к спуску в Святая Святых – в пещеру Рождества Христова. А у меня в мыслях всё звучала любимая песенка о том, как некогда здесь, в поле, пастушки узнали от Ангелов о Его появлении на белый свет. Неужели же это именно здесь то самое поле, где у ночного костра явилось откровение испуганным пастухам?

Трудно описать мои чувства в этот судьбоносный момент. В пещере было полутемно, только огонь горящих лампад освещал низкий потолок, стены и всех нас, паломников, которые заполнили почти половину её пространства. Справа в стене была ниша с мраморным полом. А в полу, посередине, – серебряная звезда со многими лучами. Вот оно, несказанное место рождения Божественного Младенца. Мы по очереди на коленях, не чуя себя, на мгновение касались губами этой звезды. А у стены напротив были видны деревянные ясли (кормушка для овечек), и там на сене лежал Младенец в пелёнах. Но для нас, паломников XX века, первозданна и трепетна была, конечно, эта звезда. А меня всё не покидала мелодия Рождественской песни: