Б. Л. Пастернак

* * *

Злая жена даётся за грехи молодости.

Святитель Иоанн Златоуст

* * *

Сталин Эренбургу на его фразу «Убей немца!» сказал: «Гитлеры приходят и уходят. А немецкий народ остаётся». И этим отделил народ от нацистов-фашистов. И показал высокую православную идеологию советского человека.

Есть умная русская пословица: «Смех без причины – признак дурачины». Очень верно. Точнее и короче не скажешь. Ну а если причина есть? Например, моя бабушка с детства следила за выражением моего личика. И делала замечания, огорчалась, если я попусту капризничала. И бывала печальна или недовольна. «Феду-ул, – напевно спрашивала она меня, – что губы наду-ул?» И я сразу включалась в игру, отвечала с кокетливой улыбкой: «Кафтан прожёг». А бабушка опять: «А велика ль дыра?» И я картинно вздыхала: «Да один ворот остался». И мы обе (старый и малый) тут же дружно смеялись.

А позже меня, студентку, она учила: «У девушки личико всегда должно быть готово к улыбке». Заметьте, именно так. Не улыбаться беспричинно, а быть готовой к улыбке. И этот урок стал для меня законом.

* * *

Вот она – мудрейшая формула для каждого нацмена в нашей стране. Этот лозунг должен звучать по всем СМИ ежедневно. И сиять в небе на любых флагах нашей Родины: «Не русский я, но россиянин!». Так говорил народный поэт Башкирии Мустай Карим.

* * *

Я всегда думала и говорила, что мои публикации начались с журнала «Смена», с рассказа «Почему опоздал маневровый?». Но вдруг недавно наткнулась в домашнем архиве на пожелтевшую подмосковную газету «Ленинское знамя». Хотела выбросить, но вдруг увидела свою фамилию и подпись: «Перевод с каракалпакского Ирины Ракши». Каракалпакского языка я, конечно, не знала, просто дали подстрочник. Весь этот рассказ некоего советского автора, среднеазиатского, «каракалпака…бабаева», я практически написала сама. Настолько он был слаб и неинтересен. Примитивный, наивный текст, и сюжет, и герои.

И я ничтоже сумняшеся кинула эти странички в угол и, вздохнув, села за пишущую машинку, и написала свой рассказ, употребляя лишь вычурные для моего слуха восточные имена героев. Боялась – в редакции не примут. Но рассказ с удовольствием напечатали. И как же я тогда ликовала, когда получила какой-то копеечный гонорар. Но именно он и был первым, профессиональным. И моя фамилия, напечатанная (после алтайской целины) на полосе столичной газеты, что очень радовало моё юное сердце. Вот и газету даже не выбросила, сохранила с тех далёких 50-х годов XX века. Ну а истинные, миллионные публикации моей прозы в «Смене», «Юности», «Молодой гвардии» были уже потом. Потом.

* * *

В те чудовищные, лихие 90-е годы меня пригласил ответственный секретарь Орловский работать в подыхающий, некогда миллионный, журнал «Работница». На фоне голодухи, безработицы и порушенной в стране системы печати это была большая удача. Я тогда буквально таксовала, бомбила на своём жигулёнке, чтобы как-то прокормить семью. А тут предложили зарплату в три тысячи рублей, отдельный кабинет на десятом этаже башни с окнами, выходящими на Савёловский вокзал, плюс письменный стол и персональный телефон. Ну прямо царица, а верней, заведующая отделом искусства, на чьи плечи легло сразу несколько рубрик журнала: проза, поэзия, «По обе стороны холста», «Благовест», семейная рубрика, «Герой нашего времени», «Детство Тёмы» и т. д. И за всё это была ответственна только я. Но где найти столько авторов, да ещё за ничтожные гонорары? И то и дело приходилось писать самой в одном номере под разными фамилиями: Ирина Трошева, Ирина Никольская, Ирина Епифанова… и только имя я оставляла своё.