Стулья к полу не прикручены. Но вся остальная мебель прочно зафиксирована. Она определяет структуру пространства, выверенную до миллиметра. Несмотря на кажущуюся просторность, каких-то двух-трех сантиметров не хватает… Здесь невозможно нормально сесть, не упершись куда-нибудь коленками, а уж тем более нет никаких шансов развалиться, подбоченясь, или заложить ногу за ногу. Можно разве что скрестить руки на груди, уподобившись нахохлившемуся, сидящему на жердочке попугаю.

Здесь не принято покидать гостя без внимания, а уж тем более оставлять его в кабинете одного. Даже если надо выйти и сделать два шага по коридору, кабинет запирается на ключ.

Лампой в лицо сейчас никто не светит – это не в тренде. Зато на противоположной стене, слегка сбоку, почти на границе периферического зрения часы с большими стрелками. Минутная время от времени вздрагивает, с легким щелчком в очередной раз сдвигаясь по циферблату.

Говорят, такие часы помогают лучше всякого полиграфа. Все время думаешь о них – и забываешь о том, что надо бы покрасивее соврать. Правда сама так и просится с языка…

Следователь еще не пришел, и я завороженно созерцаю часы, пытаясь предугадать момент, когда дернется стрелка. За спиной у меня роется в бумагах помощник. Здесь, как в саду камней – как ни повернись, все время кто-то оказывается у тебя за спиной.

Через пару минут в кабинете появился и сам следователь. Пожилой, мощный, слегка обрюзгший, как борец классического стиля на пенсии. Виктор Александрович… С какой-то необычной фамилией.

Он уселся передо мной за стол, с шумом швырнул передо мной пухлую папку и, слегка нахмурившись, как бы между делом, произнес:

– Ну, что, мой друг, поздравляю, наша с вами эпопея подходит к логическому концу.

– Вы мне толком сказать можете, что произошло с моим отцом? – нетерпеливо перебил его я.

Виктор Александрович осклабился и неприятно посмотрел на меня:

– Вы в постановлении мне распишитесь, и идите на все четыре стороны… Остальное из прессы узнаете – сейчас там столько всего пишут…

Эпопея эта началась очень давно. Именно тогда, когда я вернулся с деловой поездки и обнаружил, что павильон, для которого я привез товар, сгорел дотла, отец мой пропал без вести, а в квартире трое в штатском перевернули все вверх дном.

Сперва я связал все это с неприятным уродливым типом, с которым у меня перед отъездом вышел конфликт. Я этого решил не оставлять, поднял на уши всю криминальную милицию в городе… И вот тут начали происходить странные вещи.

Началось все с того, что дело об исчезновении моего отца в милиции возбуждать отказались. Отказались, потому что уголовное дело уже было возбуждено, причем было возбуждено именно «комитетчиками».

Затем были достаточно слабые попытки выяснить причину и последствия учиненного в квартире обыска. В результате мне пришлось дать подписки о невыезде, о неразглашении материалов предварительного расследования, а затем и о неразглашении материалов следствия. И тогда я понял, что застрял в этом городе надолго: без денег, с кучей привезенного китайского барахла и без каких-либо перспектив начать дело.

Но вся соль, естественно, была не в этом…

Вся соль была в том, что, подписав все необходимые бумаги, я, как единственный близкий родственник, начал знакомиться с материалами дела, из которых узнал, что…

Узнал, что отец мой был внештатным сотрудником «конторы»… «Конторы», которая не только, и не столько пишет, сколько занимается обеспечением государственной безопасности…

И что пропал он как раз во время одной из спецопераций.

И что всю его одежду и оружие выловили через два дня в соседней речушке, что привело к версиям об утоплении по причине несчастного случая либо самоубийства.