У кого у них? У местного управления МЧС. Ведь теперь Андрей Шарицкий не просто «Чип и Дейл» на любительском уровне, а профессиональный спасатель и сам гоняет новобранцев в этом учебно-тренировочном центре.

Но вообще, они с Алёной ещё со школы знакомы, с самого первого класса. И у Андрюхи уже тогда это ярко проявлялось ‒ стремление помогать, опекать, спасать. Он и внешне вполне соответствовал тем самым мультяшным бурундукам ‒ невысокий, но крепенький, с вечно взлохмаченным светло-каштановым чубчиком ‒ и долго таким оставался. Зато потом, когда учились в старших классах, Шарицкий резко вытянулся, постройнел, черты лица прорисовались твёрже и острее, и даже небрежно взлохмаченный чубчик стал смотреться весьма привлекательно и стильно.

Он и сейчас такой ‒ натренированный, подтянутый, симпатичный. Не чубчик, конечно же, Андрюха. И волосы у него уложены вполне прилично, не ершатся непокорно в разные стороны. Вполне себе красавец-мужчина, почти идеал. При звании, при серьёзной работе, при достойной машине и при жене. Наверняка тоже красавице.

‒ Алён, привет! ‒ Шарицкий приглашающе распахнул дверь.

‒ Привет! ‒ привычно откликнулась она.

‒ Подвезти?

‒ Ну, если тебе не сложно…

‒ Не сложно. Ты же знаешь. ‒ Он улыбнулся, заверил: ‒ Как обычно, доставлю, куда скажешь.

‒ Ну, раз как обычно, ‒ произнесла Алёна, усаживаясь в кресло и пристёгиваясь, ‒ то скажу «Домой».

А Шарицкий чуть отвернулся, чтобы заглянуть в боковое зеркало, продолжая говорить:

‒ Если надо, могу и ещё куда.

‒ Не надо, ‒ возразила Алёна. ‒ Правда, Андрюш, лучше всего домой.

Машина тронулась с места, отъехала от тротуара, вливаясь в общий поток.

‒ А не хочешь перекусить? ‒ коротко глянув, неожиданно поинтересовался Шарицкий, предложил: ‒ Давай заедем куда-нибудь.

‒ А что, жена тебя больше не кормит? ‒ не удержавшись, поддела Алёна. Само вырвалось. Потому что всегда было так, и в детстве, и в юности. И сейчас получалось раньше, чем она успевала осознать.

Опять это прошлое не хотело отступать, вклинивалось в настоящее, хотя всё безвозвратно и основательно изменилось. С Глебом они давно не соседи и вообще много лет не виделись, школа и подростковые метания остались далеко позади, Алёна преподавала английский язык в техническом университете, а Андрюха Шарицкий был взросл, почти солиден и женат.

Но на подколку он, как и раньше, не повёлся, не обиделся, невозмутимо дёрнул плечом, заверил на полном серьёзе:

‒ Ну, обычно-то кормит. ‒ И пояснил: ‒ Но сейчас Маринка с подругой на неделю в Грузию укатила.

‒ Почему с подругой? ‒ озадачилась Алёна.

‒ А почему нет? ‒ с прежней невозмутимостью откликнулся Шарицкий. ‒ Они каждый год так куда-нибудь ездят. Вспомнить юность, отдохнуть от забот, от семьи.

Неизвестно, как обстояли дела у подруги, но Андрюхиной жене ‒ с чего бы от семьи уставать? Они только вдвоём, детей нет, а Шарицкий частенько мотается по командировкам, а те обычно длятся не день-два. Даже Алёна в курсе.

‒ Кстати, твою Марину не беспокоит, что ты с другой женщиной на машине катаешься, в рестораны её приглашаешь?

Шарицкий ответил не сразу, несколько секунд молчал, возможно, сосредоточен был на чём-то другом, а потом поинтересовался, не отрывая взгляда от дороги:

‒ А у неё есть причины для беспокойства?

Скорее всего, Алёне привиделось что-то такое чересчур многозначительное в этом вопросе. Неправильно разобралась в интонациях. Или просто придумала. Подобное хоть уже и редко, но всё равно иногда с ней случалось, когда каким-то несущественным или даже существующим исключительно в её воображении вещам она придавала особую важность, которой на самом деле и в помине не было, даже на уровне намёка. И следующие фразы прозвучали почти что камнем в собственный огород.