Я не верю в судьбу. Но верю, что все, что случается с нами, происходит неспроста и так или иначе оставляет след в нашей жизни или меняет ее направление. Последняя поездка на дачу и время в кругу самых дорогих людей были необходимы мне, чтобы расстаться, в какой-то степени, с детством. В последний раз взглянуть на них глазами чистого разума, еще не затуманенного бытовыми задачами, запомнить, как громко смеется мама, как важно для бабули ощущать себя в наших жизнях, как еще неуклюже убегает Алекс, то и дело наступая на грядки, чем доводит бабулю до «приступа». И испытать некое предвкушение самостоятельной, даже независимой жизни, где меня уже не будут «пинать» за незаправленную кровать, будто на этом свет клином сошелся.

К приезду родителей ветер разогнал тучи, а вечернее солнце успело нагреть и подсушить прохладный воздух. Решение накрыть стол на улице казалось очевидным, что мы и сделали. Густав сгонял за сардельками в местный магазинчик. А пока они с Кэт жарили их на мангале, я помогала бабуле нарезать салат из свежих овощей, в процессе получая тонны полезных советов. Жаль, за раз мой мозг столько не вынесет. Но парочку особо ценных я все же попытаюсь запомнить.

Мы много говорили, шутили, смеялись. И как бы ни старалась я чувствовать каждую минуту, растянуть и запомнить моменты этого вечера, он безнадежно подходил к концу. На этапе распределения спальных мест Кэт предложила нам с Густавом расположиться втроем на одном большом диване на втором этаже. Он глянул на меня, мы поняли друг друга без слов, и сделали ровно так, как подруга хотела.

…К началу седьмого, когда мама разбудила меня узнать, поеду ли я с друзьями или с ними сейчас, я спала от силы пару часов. До рассвета мы проговорили с Гусом обо всем и ни о чем, как обычно это бывает, будто стараясь наговориться на несколько месяцев вперед. Я промычала, что доберусь с Кэт позже, и продолжила спать.

– Иа… Иа-а… Иона! Да пропади ж… твой интернет! Просыпайся! – довольно неприятно трясла меня Кэт, вырывая из сладкого сна.

– Что так орать-то? – пробубнила я прямо в подушку. – Который час?

– Половина четвертого! У вас концерт через несколько часов! – возмущенно голосила подруга.

Озвученная ею информация живо выдернула меня из сна и физически, и морально.

Оказалось, Кэт с Густавом проснулись довольно давно, успели даже помочь бабуле собрать бесчисленное количество ведер ранеток. И уже были готовы ехать. Я на ходу почистила зубы, умыла лицо и спустя десять минут уже прощалась с провожающей нас бабушкой у машины.

– Ты дяде Валентину помогай. Следи за питанием, супы вари. На кухне дело в практике, несколько раз сваришь борщ не вкусно, не бойся поэкспериментировать…

– Ненавижу борщ… – бормотала я себе под нос, на что не реагировала бабуля.

– Придешь в итоге к своему уникальному рецепту. Гляди, на десятый, может, сотый раз сама удивишься, как вкусно получится, – улыбалась бабушка.

– Сто невкусных борщей, ясно.

– Не паясничай! Дяде сильно не надоедай, у него своя жизнь. Работа небось сложная, раз платят хорошо, – вещала она, по старинке думая, что на работе необходимо изматываться, чтобы зарабатывать. Типа кто работает, тот ест. Так и папу моего воспитала. – В доме чтоб порядок был.

– Бабуль, у него клининговая служба следит за порядком и в доме, и на участке! – Меня стали возмущать ее советы, будто нянькой меня туда отправляют.

– Ну и что? Клининговая не клининговая, а ты бардак не разводи. Чисто там, где не мусорят…

– А не там, где убирают! – я закончила фразу, которую слышала от нее регулярно, сколько себя помню. – Бабу-уль… Ну в самом деле!