***

Мама помогла мне переодеться, и я с радостью сменила больничную пижаму на тёмно-синий спортивный костюм. Она привезла специально именно его, зная, что мне будет больно надевать те, что с эмблемой сборной. А этот был единственным без символики.

Около палаты нас ждал Ричард. Он молча забрал мою сумку из маминых рук и подставил свой локоть, чтобы я могла опереться на него. Ричард классный. Я с ним прожила под одной крышей почти четыре года. С первых дней у нас с ним сложились тёплые отношения. Он никогда не пытался меня воспитывать, иногда даже журил мою маму:

– Лиз, твоя дочь ещё нас может многому научить. – И я была благодарна ему за это.

На самом деле Ричард старался быть другом, ведь он прекрасно понимал, что у меня есть те, кто имеет право воспитывать – мои родители.

– Ричард, а выход разве не там? – спросила я, видя, что мы свернули в другой конец коридора.

– Ривер, около центрального входа тебя уже дожидается толпа журналистов. Они как стервятники слетелись сюда и жаждут твоей крови, – пояснила мама.

Конечно, как же я об этом не подумала! Зря, ведь претендентка на звание чемпионки мира с грохотом провалилась. Конечно, чем не повод обмусолить мои кости?

– И что? Ты предлагаешь мне сидеть дома и нос не высовывать? – вскинулась я.

Со мной так всегда. Не люблю прятать голову в песок.

– Нет, Ривер, просто тебе нужно время, чтобы прийти в себя, – мама попыталась меня убедить в правильности своих решений. – Тем более, Филипп собирается тебя забрать к себе.

– Я согласен с Ривер, – внезапно вмешался Ричард, – даже если она улетит обратно в Лиран, их местные журналисты глазом не моргнут, напишут, что Ривер испугалась. А ведь ей там тоже жить, а не сидеть в темнице.

Я поблагодарила отчима за поддержку и, не обращая внимания на поджатые мамины губы, направилась к стервятникам. Я спрятала волосы под капюшон, а на глаза одела солнцезащитные очки Ричарда.

Первая реакция представителей прессы была в виде слаженного вздоха. Они не ожидали, что я всё-таки дам интервью? Да, случившееся не добавляет мне чести. Все прекрасно понимают, что я не имела права принимать участие во вчерашних соревнованиях. Плевать на них! Я буду отвечать за свой поступок.

Вопросы сыпались, не щадя моей головы. Каких только предположений я не услышала! Даже то, что я специально захотела именно так закончить свою спортивную карьеру, потому что знала, что Аманда Бэкер станет чемпионкой. Вот так и бывает. Сегодня ты звезда, тебя любят, боготворят, а стоит тебе упасть – и всё! Будто и не было тебя никогда на олимпе славы.

– Я рада за Аманду и желаю ей успехов в этом нелёгком спорте, – с безмятежной улыбкой выдавила я «участливой» публике, но именно этот вопрос сорвал с меня все клеммы.

Дома я ревела белугой, закрывшись в своей комнате.

– Ненавижу! Всех их ненавижу! Видеть никого не хочу!

Меня сотрясала истерика, и даже посетили мысли выйти из окна, но наш дом двухэтажный, а целители всё равно поднимут меня на ноги. Так я выла до тех пор, пока двери не распахнулись, впуская папу. Я бросилась к нему на шею.

– Котёнок! Милая! Ну, всё, всё. Всё образуется, милая.

Папа гладил меня по голове, как маленького ребёнка, и я постепенно начала успокаиваться. Отец поднёс мои руки к своему лицу, внимательно разглядывая бордовые ожоги.

– Это моя вина. Я должен был сразу принять тот факт, что твоя магия будет сильнее печатей.

Я смотрела на своего отца и почему-то именно сейчас мне стала очевидна одна вещь.

– Пап, у тебя тоже были печати? – всё ещё всхлипывая, спросила я, удивляясь новому открытию.

Мы с Люком имели каштановые волосы и карие глаза, как мама. Волосы отца, напротив, всегда были очень белыми, а глаза льдисто-голубыми. Но у меня никогда не возникал вопрос, почему так. А теперь невозможно не провести параллель.