Откашливаюсь, но мой голос все равно хрипит, когда произношу:

— Да, примерю.

В груди так давит, что мне хочется свернуться на диване в клубок и не двигаться, но я лучше умру, если буду… валяться овощем на диване только потому, что Антон Матвеев ушел из моей жизни и, я уверена, больше никогда в ней не появится.

Я не жалею. Ни о чем. Ни за что не возьму свои слова назад. Пусть он катится к чертям. Вместе с Дашей. Вместе со своими извинениями и со своей гордостью!

В носу щиплет, пока иду в примерочную вслед за консультантом, и до скрипа сжимаю ручки сумки, чтобы избавиться от этих накатывающих ощущений.

Как только за мной задергивают штору, принимаюсь стаскивать с себя одежду.

Почему я такая дремучая? Даже смотреть на этот комплект мне немного стыдно. Он черный. Это делает его слишком эротичным. Я не умею носить эротичное белье.

— Ладно, — рычу, облачаясь в смелое кружево.

Соски просвечивает. Моя кожа не успела, как следует загореть этим летом, поэтому на контрасте кажется еще светлее, чем есть. Провожу руками по груди и животу, глядя на себя в зеркало, и понимаю, что мне нравится. Да, нравится.

Быстро переодевшись, иду на кассу, пока не передумала.

Пока мою покупку укладывают в фирменный пакет, роюсь в своей сумке, чтобы найти карту, но пальцы цепляются за сиреневые стринги, которые я сунула туда вчера в состоянии аффекта.

Сжав губы, комкаю маленький сиреневый треугольник и заталкиваю его в боковой карман, который застегиваю на молнию, собираясь забыть об этом предмете своего гардероба навсегда, как и о том, кто мне этот предмет дал.

Точнее, вернул.

Он вернул мне мои чертовы стринги! И зачем? Это его чертова тяга к равновесию?! Зачем он вообще приходил?!

Если бы могла, швырнула бы их ему в лицо.

В его красивое, дурацкое лицо.

Пряча глаза, вручаю кассиру карту и ухожу из магазина сразу, как только мне отдают пакет с моей покупкой.

Город заливает дождем, ночью опять была гроза. Дворники гоняют воду по лобовому стеклу, и я стараюсь ехать не слишком быстро, чтобы не утопить прохожих на тротуарах.

Из-за этого дождя дома все кажется блеклым и тусклым.

Именно поэтому я сбежала еще утром, чтобы выбраться из этой давящей серости и из своей хандры, которая никуда не делась и даже не притупилась. Будто вернулась на год назад. В те дни, из которых выбиралась с таким трудом, каждый день борясь с тоской!

Ненавижу его…

— Полина! — зовет мать из кухни.

Отец сегодня играет в теннис, поэтому я не рассчитываю застать его.

В доме пахнет едой. Мой желудок пустой. Я не собираюсь умирать с голоду, поэтому снимаю кеды и иду на запах.

— Ужин в духовке. Тебе бы пару килограмм скинуть, ты поправилась, — рассуждает мама, сидя на барном стуле и листая что-то в своем планшете. — На гарнир возьми брокколи.

Волосы достались мне от нее, но она давно носит каре, считая, что это придает ее лицу свежесть.

Игнорируя ее совет, кладу себе рис.

Она поджимает губы, когда усаживаюсь напротив, но воздерживается от комментариев.

— Захар заглянет к нам на ужин на этой неделе?

— Да… — бормочу.

— Отлично, тогда дам Наталье распоряжение. Пусть приготовит что-нибудь интересное.

Вряд ли Захара можно удивить едой, но эту информацию я оставляю при себе, хотя любовь матери к моему парню безграничная. Ничто не способно испортить ее мнение о нем. Он никогда не давал повода…

Это я отвратительная.

Вместо того чтобы тосковать о нем, я пытаюсь проглотить надоевший ком в горле вместе с курицей и рисом. И все же забираюсь на диван в своей комнате, слушая, как стучат по подоконнику капли дождя.

Накрывшись с головой одеялом, позволяя скатиться по своей щеке слезинке. Всего одной!