Вот и кончилось лето. Наконец-то стало известно о месте передислокации нашего полка – личный состав собирались перевести в украинский город Белая Церковь. Отец не захотел присягать на верность этому новоиспечённому суверенному государству и решил вернуться в родной Ростов-на-Дону, даже ценой риска потери всех привилегий для военных. Хотя папа по этому поводу не сильно истязал себя. Он уже тогда принял решение, что надо завязывать с военной службой. После откровенного разговора с кадровиками в строевой отец понял, что вариантов у него немного: перспектива быть переброшенным если не в Украину, то в какой-нибудь далёкий Сибирский военный округ, либо же вообще попасть под сокращение с досрочным увольнением из рядов вооружённых сил. О втором варианте развития событий давно шептались между собой другие военнослужащие, у которых, как и у отца, срок контракта подходил к концу. Конечно, стабильная жизнь в новой Германии выглядела намного привлекательнее, чем измученный экспериментами в области политики Союз. Но, к сожалению, возможности остаться здесь легально не было – как отец ни пытался, выше головы не прыгнешь. Если бы всё сложилось в нашу пользу, на этом мой рассказ здесь бы и закончился – никому не интересно было бы читать про спокойную размеренную жизнь без особых приключений.

В то время военным людям с семьями было сложнее морально перестроиться и подготовиться к отъезду в Союз, прямиком в неизвестность. Но нужно иметь в виду, что это уже не та страна, какой она запомнилась военнослужащим при последнем расставании. Да, известный факт, что офицер или прапорщик, да даже сверхсрочник, отдавшие всю жизнь военной службе и уже установившие для себя какие-никакие границы зоны комфорта, в гражданской жизни чувствовали себя словно рыба, выброшенная на сушу. Отец не рассказывал, что в армии стала происходить какая-то несуразица, только сказал как-то раз, что из военных вечно делают заложников решений политиканов. Хотя он всегда следовал принципу – если это нужно Родине, мы беспрекословно выполним приказ. Но тут что-то пошло не так. Я не знал, какая борьба у отца шла с самим собой – на одной чаше находилась необходимость в обеспечении благополучия сына, на другой расположились его собственные жизненные принципы. Но решение всё равно нужно принимать и нести за него ответственность. Свои намерения отец не озвучивал до последнего момента, пока не стало ясно, что он отказался лететь со всеми на самолёте.

Что касается оставшейся техники, закреплённой за полком, было решено просто распродать её по цене металлолома. Что случилось со знаменем полка и куда оно подевалось – до сих пор для нас загадка. Отец присутствовал на последнем построении остатков нашего полка на плацу за пару суток до нашего отъезда. После он зашёл к знакомым немцам, чтобы попрощаться навсегда. Теперь настало время решения бытовых вопросов по покупке одежды и бытовой техники, но отец меня в это не вовлекал, всё решал сам.

В школе вместо нового учебного года для некоторых из нас, и меня в том числе, был выпускной в весьма исковерканной форме: перед своим отъездом мои одноклассники исписали классные доски в кабинетах и свои галстуки. Писали друг другу пожелания на открытках. Вспоминать подробности не хочется, а то снова слёзы навернутся. Я дал себе обещание, что обязательно напишу всем письмо по приезде, но это было неправдой, о которой я и сам не догадывался.

Ну что ж… Пора собирать вещи и сваливать отсюда! Но ни я, ни мой отец, ни тётя Марина, ни мои друзья, никто и подумать не мог, что СССР, чьи границы и принципы отстаивались здесь, в Германии, ждёт та же участь, что и ГДР, только в более массированных и кровавых масштабах.