Фэй заплатила баснословную сумму и вышла, прижимая пакет к груди. Вместе с этим платьем она дарила себе новое тело и новую жизнь.

Дома не сделала попытки его надеть, чтобы не испытать разочарования. Сначала она должна похудеть ещё на размер и только тогда позволит шёлку окутать себя, войдёт в него, как в синее ласковое море.

В понедельник они с Амалией снова обедали вместе и безо всякого смущения сплетничали о преподавателях.

– Они там все красавчики, – смеялась Амалия, – и наши дамы от них без ума. Тебе нравится твой Том?

– Хорошенький мальчик, – небрежно ответила Фэй. – Но жиголо не по моей части.

В глубине души ей стало неловко за уничижительную реплику, ведь Том сделал для неё столько хорошего. Он, по сути, становился самым важным мужчиной в её нынешней жизни, хотя и в несексуальном смысле. Во-первых, помогал ей измениться, а во-вторых, других мужчин поблизости всё равно не было, если не считать доктора Гриффина. Но Фэй слишком боялась показаться смешной, чтобы признать вслух его значение.

– Ты чересчур серьёзна, дорогая! Знаешь выражение «Танго – это любовь на три минуты»? Без лёгкой очарованности танца не получится.

Амалия так раскраснелась, что Фэй с удивлением посмотрела на неё.

– А ты и твой Линн…

– О, почти ничего такого! Но понимаешь, обольщать – часть их работы. Чтобы женщина в нашем возрасте, – тут Амалия себе немного польстила, ей-то было около пятидесяти, – решилась на что-то новое, на определённые нагрузки и регулярные занятия, ей нужен дополнительный стимул. Не только желание танцевать, но и маленькая влюблённость, сладкий флирт на грани фола. Да все через это проходят. Втрескиваются поначалу в преподавателей, а потом те аккуратно переводят фокус внимания на танго. А коготок меж тем увяз – ты уже привыкла ходить на уроки.

Амалия внезапно погрустнела, сняла очки в тонкой оправе и принялась протирать их салфеткой. Морщинки в уголках глаз и губ стали заметнее, и Фэй поспешила заполнить неловкую паузу:

– Думаю, ничего такого не произойдёт, я не слишком романтический объект даже для невинного флирта.

Амалия улыбнулась.

– Ты давно не смотрелась в зеркало, Фэй. Хорошеешь на глазах. Расслабляешься, и будто цветок в тебе распускается.

Фэй смутилась и сменила тему, она стала слишком интимной для разговора с коллегой.

Но на уроке была задумчива, с подозрением поглядывала на Тома – не пытается ли он её соблазнить, чтобы обеспечить себе работу на год вперёд? Ничего такого не заметила. Он оставался галантным ровно настолько, насколько требовали церемонные ритуалы танго, не пытался ущипнуть за задницу и вообще не уделял её обильным прелестям особого внимания. В глаза глядел, это да. Так глядел, что Фэй иногда краснела. Но взгляд к делу не пришьёшь, хотя нынче харрасментом считается даже пристальное рассматривание.

Они танцевали тревожное и слишком быстрое «Либертанго», когда Том вдруг остановился и слегка встряхнул её:

– Так, Фэй, это невыносимо!

Она испугалась, но не удивилась. Странно было только то, что он так долго продержался – её неуклюжесть и неповоротливость в самом деле были невыносимы. А Том тем временем продолжал:

– Прекратите бояться! Если вы танцуете, вы не можете ошибиться. Не вспоминайте заученные движения, слушайте музыку и двигайтесь так, как она требует. И так, как вы чувствуете. Что вы чувствуете сейчас?

– Стыд, – неожиданно для себя ответила Фэй.

– Что ж, в этой музыке есть и стыд. Везде, где есть страсть, бывают и смущение, и отчаяние, и печаль. Слушайте мелодию и танцуйте под неё.

– Но я не умею… Мы выучили слишком мало движений, чтобы начать, – пробормотала Фэй, но Том посмотрел на неё с таким изумлением, что она замолчала.