Мой член болезненно пульсирует, чувствуя, что всего два слоя ткани: плотный деним и тоненькая лайкра отделяют его от влажной глубины ее пизды. Он в принципе уже готов наплевать и ворваться туда и с намотанной тканью. Но ремень из плотной кожи с металлизированной прокладкой внутри, который таит в себе некоторые сюрпризы на случай проблем, хорошо его сдерживает. Прямо как намордник.

Она смотрит на меня, практически задыхаясь от возмущения, но я ничего не добавляю, просто жду. Встать красиво из такой позы невозможно, особенно если я не помогу, поэтому она неловко сползает на пол и бросает на меня взгляд, чтобы проверить реакцию. И я ее даю – насмешливую улыбку.

Анечка, милая наивная девочка, разворачивается и демонстративно идет включать чайник. Получается, кстати, не очень, она же босиком, а такие заходы лучше на каблуках.

Но она решает отомстить.

Прислоняется к столешнице, выгибается так, чтобы грудь была в лучшем ракурсе и спрашивает ехидно:

– А правда, что у мужчин после сорока начинаются проблемы с потенцией?

И смотрит мне на пах. Где сплющенный и пиздец как замученный член возмущенно дергается, бьется о железную свою клетку, но внешне этого не видно. Видно только, как я морщусь.

Сучка. Ну она у меня получит.

У него были зеленые глаза. Как у мартовского котяры. Блядские зеленые глаза, только за них можно было бы продать душу.

Мне кажется, я втюрилась в него моментально, когда он только вошел в нашу квартиру впервые. Я тащила в свою комнату тарелку со жратвой, переругиваясь с папахеном, который требовал одеться нормально, к нему сейчас зайдет коллега. А мне не похрен, кто там к нему зайдет? Его коллеги пялились на меня, во что бы я ни была одета. Хоть в джинсы, хоть в платье в обтяг, хоть в пижамке рассекала. Их бы и монашеское одеяние на мне не смутило. Старперам все равно, что там на мне, пока мне двадцать лет и у меня упругая жопа, они все равно будут пускать слюни. Но не распускать руки. Потому что если отец узнает, их потом только через полгода найдут. В лесу. По частям.

Вот и про этого я подумала, что очередной мудак с женой и одышкой, стоит ли ради него влезать в джинсы? Но мне было немного любопытно, потому и выбралась и комнаты. А он только посмотрел на меня этими своими глазищами – и я пропала. Это потом я заметила и его пальцы, и его губы, и его задницу, которую так обтягивали обычные костюмные брюки, что у меня во рту сохло, а между ног наоборот.

– Познакомься, Ань, это мой старый друг и коллега, Марк, – сказал папа, и в его голосе было уважение, которого не было, когда он говорил о других своих знакомых. – То есть, дядя Марк. Он тебя еще младенчиком видел.

– С тех пор я немного изменилась, – ляпнула я, глядя на него, как зачарованная. И выгнулась в пояснице, чтобы он оценил и грудь, и бедра, и все остальное, в чем я изменилась.

Но в отличие от остальных, он мазнул по мне равнодушным взглядом, практически не заметив, искривил губы в вежливой улыбке и заметил:

– Очень приятно.

И отвернулся, продолжив разговор с папой.

Они ушли в кабинет, а я осталась как дура с тарелкой с макаронами в руках. У меня как-то сразу пропал аппетит. Мне хотелось не есть. Мне хотелось его!

Он приходил еще несколько раз, так же равнодушно смотрел мимо меня, хотя я ходила в самых откровенных топиках, надеясь поймать его как любого старпера на крючок. Мне с пятнадцати лет на улице мужики от сорока и старше предлагали бешеные бабки даже не за секс, а просто посмотреть или потрогать. Когда мужики смотрели на меня, у них в глазах не оставалось ни проблеска мысли, одно желание: засадить.