В общем, по сравнению с ним я просто щеночек с пипеткой. Стоит так нервничать?

– Что, у твоих мальчиков были поменьше? – ехидно-ласково интересуюсь я. – Ты, значит, только пиписьки детсадовцев видела в большом количестве?

Она прикусывает губу и молча вырывается, от чего ее грудь под маечкой так соблазнительно трясется, что я не выдерживаю и прикусываю торчащий сосок через ткань. Влажно облизываю его, а потом дую на мокрую майку. Анечка ахает.

– Ты слишком большой, я не могу… – хнычет она, стараясь не смотреть вниз, где мой дорвавшийся до свободы член чувствует ее сладенькое местечко буквально в сантиметрах от себя и рыскает из стороны в сторону как пес-ищейка, надеясь наконец попасть в тесную глубину.

– Так и ты уже большая девочка… – улыбаюсь я и ухватив ее за подбородок, впиваюсь в губы смачным поцелуем. – Такая дерзкая, с таким острым языком. Неужели испугалась?

Я вновь прижимаю ее к столу и тыкаюсь головкой прямо ей между ног, поверх шортиков, как будто и правда собираюсь выебать ее, не обращая внимания на преграду. Гладкая ткань приятно скользит по головке, но хочется обнимающего тепла и тесноты. Зажимаю стоящий член между нашими телами и смотрю в лицо Анечки, на котором паника.

– Пожалуйста, нет, – выдыхает она. – Марк, пожалуйста. Дядя Марк…

О, как мы заговорили. Скоро еще вспомнит, что я ее младенчиком видел.

– Как нет? – издеваюсь я. – Ты мне себя предлагала весь вечер, я наконец согласился. И считаю, что ДА!

То, что она там хнычет, мне уже неинтересно. Меня не вставляют их заплаканные мордочки и крики боли, я не Игнат. Но сопротивление все-таки заводит. И наказание за дерзость в виде вытраханных мозгов малолетки тоже отличная штука. Видит бог, я держался!

Разворачиваю ее спиной и толкаю к столу. Анечка спотыкается и падает на него животом как раз в идеальной позе и на идеальной высоте, мне лишь остается припечатать ее бедрами, вдавливая твердый край в низ живота, прижать ладонью ее голову к поверхности, чтобы не пыталась вывернуться и стянуть блядские шортики с белоснежной задницы.

Сглатываю, охватывая взглядом подрагивающие безупречной формы полушария и не удержавшись кусаю ее за левую ягодицу. Розовый отпечаток моих зубов придает ей особенную красоту.

Больше не могу сдержаться и вдвигаю свой член в ее узкую текущую щель.

Член входит в нее как по маслу, а я чуть не ору от того, как Анечка обнимает меня внутри всем своим шелком. Такая мокрая и податливая! И стоило орать. Все нормально приняла, до конца, до шлепка яиц по гладенькой заднице. Только напряглась всем телом, дернулась от меня и едва слышно пискнула, но я вдавил ее голову в стол и засунул пальцы в ее полуоткрытые губы. Она послушно и правильно тут же начала их сосать.

Все-таки есть у сучки опыт.

Стиснул пальцами ее бедро и погнал. Она и правда была тесненькая, не разъебанная, и это было приятно, вот так с трудом протискиваться, постепенно наращивая скорость, почти выходя и вновь вонзаясь до упора, утыкаясь в шейку матки. Она вскрикивала каждый раз, когда я толкался в нее, влагалище пульсировало вокруг моего члена, стискивая горячими стеночками.

Она что-то говорила и шептала, когда я убирал пальцы из ее рта, но в ушах стоял только гул собственной крови, я не слушал. Я разгонялся все сильнее и сильнее, чувствуя, как тяжелеет внизу живота и накопленный голод требует еще жестче, еще сильнее трахнуть эту малолетнюю блядь, показать ей, как ебут настоящие мужики, чтобы больше никогда в жизни не забывала, что их нельзя дразнить.

От моих пальцев на белом заду оставались наливающиеся кровью вмятины, но я не мог остановиться, трахал и трахал ее, повизгивающую. Убрал вторую руку, чтобы вцепиться обеими в бедра и нанизывать ее еще жестче, но она начала опираться на них и пытаться подняться со стола.