Вулф скривился, всем своим видом показывая, как ему, при его стойком отвращении к работе, невыносимы подобные уговоры, да еще когда счет в банке исчисляется пятизначной цифрой. Пытаясь остановить поток слов посетительницы, он заговорил увещевающим тоном:

– К сожалению, я сейчас слишком занят…

Карла Ловчен пропустила его слова мимо ушей:

– Я пришла к вам вместо Неи, потому что у нее сегодня очень ответственный урок, а нам с ней во что бы то ни стало необходимо сохранить эту работу. Но конечно, вам нужно встретиться с ней самой, поэтому вы должны отправиться в школу Милтана. Он как раз назначил сегодня общую встречу, чтобы разобраться со случившимся. Ведь большей нелепицы и вообразить нельзя: заподозрить Нею, что она способна залезть кому-то в карман и украсть бриллианты! Но мне даже страшно подумать, если все закончится тем, что предрекает Милтан… Если бриллианты не возвратят… Впрочем, постойте, я же должна вам рассказать…

Я разинул рот от изумления. Обычно, проведя два часа на ногах в оранжерее, Вулф спускается в одиннадцать утра в кабинет, устраивается в кресле за столом и, благосклонно прислушиваясь к моим мелким колкостям, воздает должное свежему пиву. Сдвинуть его с места в это время можно с таким же успехом, как десятитонный валун. И вдруг у меня на глазах он приподнялся… И – встал! С неясным бормотанием, которое можно было принять и за извинения, и за проклятия, не взглянув ни на посетительницу, ни на меня, он прошествовал вон из кабинета через дверь, ведущую в прихожую. Мы только проводили его взглядом, после чего Карла Ловчен повернулась ко мне. Я заметил, что глаза ее широко раскрыты.

– Он что, заболел? – резко спросила она.

Я покачал головой и пояснил:

– Вулф чудаковат. Вполне типичная для него выходка, хотя со стороны может и впрямь показаться, что он нездоров. Впрочем, его недуг не имеет ничего общего с сотрясением мозга или, скажем, с коклюшем. Однажды, когда в том кресле, где вы сейчас сидите, расположился один весьма уважаемый юрист… Что, Фриц?

Дверь, которую захлопнул за собой Вулф, открылась снова, и на пороге возник Фриц Бреннер. Судя по его лицу, он был сбит с толку.

– Пожалуйста, Арчи, загляни на минутку в кухню.

Я поднялся и, извинившись, вышел. В кухне на большом, покрытом клеенкой столе лежали заготовленные к ланчу продукты, однако Ниро Вулф торчал там, обуреваемый отнюдь не внезапно вспыхнувшим любопытством к приготовлению пищи. Он монументально возвышался за холодильником, с лицом, описать которое я не берусь.

– Выпроводи ее! – проревел он, едва я переступил порог кухни.

– О господи! – Честно говоря, я и сам слегка раскипятился. – Она ведь пообещала, что кое-что заплатит. Перед такими словами и аллигатор оттаял бы! Если вы по ее глазам прочли, что ее подруга Нея и в самом деле стибрила те стекляшки, то могли бы, по крайней мере…

– Арчи! – Настолько взбешенным я видел Вулфа едва ли не впервые. – Лишь единожды в жизни мне пришлось улепетывать со всех ног – между прочим, от дамы, причем именно из Черногории. Это случилось много лет назад, но до сих пор каждая клеточка в моем теле помнит этот кошмар как наяву. Я просто не в состоянии описать, какие чувства охватили меня в ту минуту, когда эта черногорка нежным голосом проблеяла: «Hvala Bogu». Выставь ее!

– Но ведь она не…

– Арчи!

Я понял, что препираться с Вулфом безнадежно, хотя понятия не имел, на самом деле он настолько перетрусил или просто юродствует. Я плюнул на все и, вернувшись в кабинет, остановился перед девушкой:

– Мистер Вулф очень сожалеет, но он не сможет помочь вашей подруге. Он слишком занят.