– Ну-ка стойте! – громко сказала бабушка. – Подойди сюда.

И она ткнула пальцем в Добровольского. Максим пожал плечами и приблизился к кровати. Науменко засунула руку под подушку, вытащила что-то вроде косметички, медленно расстегнула «молнию» и достала оттуда пятьдесят рублей.

– Вот, – она точным движением опустила смятую в комок купюру в карман Добровольского. – Это тебе.

Максим оттопырил карман, взглянул. Потом достал деньги и положил бабушке на кровать рядом с подушкой.

– Сколько там? – спросил Небельский. – Пятьдесят? Хороший бизнес. Поднял бабушку ночью – пятьдесят рубликов в кассу.

Науменко нахмурилась и засопела, потом сумела снова достать деньги и протянуть их Максиму.

– Возьмите, – шепнула из-за спины Замира. – А то я у неё потом до утра давление не собью.

Добровольский посмотрел на медсестру, желая убедиться, серьёзно ли она это говорит. Потом взял деньги и убрал в карман хирургического костюма.

– Не та сумма, чтобы переживать, – покачал головой, выходя из палаты, Небельский. – Сахар купишь в ординаторскую.

Уходя, Добровольский выключил в палате свет. За спиной раздалось «Наконец-то!» и скрипнуло несколько кроватей.

Когда Максим вернулся в ординаторскую, было четыре сорок. Спать осталось чуть больше полутора часов – если ничего не произойдёт. Сунул руку в карман, достал смятый полтинник, бросил его на стол и присел на разложенный диван.

– Все в порядке? – услышал он за спиной тихий голос.

– Так, внутренние мелкие проблемы, – ответил Максим. – Ничего серьёзного. Бабушку с пола поднимали. Всего лишь центнер живого веса. Что-то типа «Здравствуй, грыжа!».

Они помолчали, а потом он вдруг сказал:

– Знаешь, кем я себя сейчас чувствую?

– Кем?

– Не поверишь.

– Поверю во что угодно.

– Есть такая профессия выдуманная – переворачиватель пингвинов. То есть до сегодняшнего дня я знал, что она выдуманная, а сейчас понял, что это я и есть. Они все падают, падают, а я их поднимаю и переворачиваю.

– Кто все? Ты о чём? – Его спины коснулись тонкие тёплые пальцы.

Максим засопел, недовольный непониманием его метафоры.

– Есть такой миф про Антарктиду. Когда пролетает вертолёт над пингвинами, они запрокидывают головы посмотреть на него и падают на спину, а встать обратно не могут. И на полярных станциях есть специальные люди – переворачиватели пингвинов. Они выходят и помогают им встать.

– А при чём здесь ты?

Добровольский почувствовал, что если он начнёт сейчас объяснять, то до утра времени на это точно не хватит. Он вздохнул, скрипнул зубами – и сдержался.

Наступила тишина. Было слышно, как тикают часы над дверью в ординаторскую и где-то плачет ребёнок. Максим в этой паузе медленно, с каждым щелчком секундной стрелки осмысливал произнесённое, его собеседница – услышанное. Потом она спросила:

– Спать будешь?

– Если получится.

– А если не получится?

Он оглянулся и покачал головой.

– Получится, уж поверь.

Он прилёг, натянул одеяло, почувствовал женское тело. Несмотря на вполне здоровые инстинкты, глаза его сами стали закрываться; он ощутил некое подобие сонного паралича, когда ты ещё здесь, в реальности, но уже не в состоянии пошевелить ни рукой, ни ногой. Женщина рядом повернулась к нему, обняла, погладила, провела пальцем по редеющим волосам. Потом посмотрела на часы над дверью и аккуратно перебралась через засыпающего хирурга. Надев халат, она тихо выскользнула в коридор.

Спустя минуту Максим Петрович Добровольский уже сладко спал, подложив под щеку ладонь.

Ему снились пингвины.

– Я на выходных в поход ходил, – внезапно захотелось поделиться со всеми в операционной Максиму. – Сам по себе. Нашёл турагентство, записался, поехал.