, то у отца не было проблемы с пациентами. Брал он недорого и потому был популярным лекарем. Старшего брата Малха тоже отдали в учение к врачу. Грек, прослуживший пятнадцать лет военным врачом в легионах и осевший по окончании службы в Гадаре, согласился учить брата за весьма умеренную плату. А Малх? Он не хотел быть врачом, не хотел прожить всю жизнь у подножья холма, на котором располагалась крепость Гадары. Он ходил к учителю, но науки не увлекли его. Малха манил огромный мир, полный странных вещей и неограниченных возможностей. Таинственность мира за границей Гадары привлекала его. Сын лекаря не боялся неизвестности, наоборот, именно неизвестность манила его. Он любил слушать разговоры отца с пациентами, когда те прели в горячей воде бассейнов. Среди них были и отставные легионеры, и солдаты аксилии, служившие не только в Сирии, но и видевшие пески африканских пустынь и густые леса германских земель. Среди них был один совсем дряхлый старик, который при Августе служил в далекой Британии, лежащей, по словам ветерана, на самом краю Ойкумены. Армия не привлекала Малха своей дисциплиной и зачастую привязанностью к одному месту. Он хотел чего-то другого. Чего? Он и сам толком не знал. Отец, видя нежелание младшего сына следовать по его пути тем более, что старший, окончив учение, стал верным помощником, отпустил младшего странствовать. Отец дал Малху новую халамиду, дорожную суму из грубой кожи, длинный нож и два десятка денариев и сказал на прощание:

– Иди, сын, ищи свое счастье.

Так Малх стал блудным сыном. Но он не вернулся в дом отца, не припал к его коленям. И отец Малха не приказал зарезать жирного теленка и не устроил пир по случаю возвращения блудного сына под родной кров. Он умер в полном неведении о том, что стало с младшим из сыновей. Малх не вернулся домой даже тогда, когда понял убогую однообразность мира, когда утренним туманом истаяли мечты юности. Он шел своим извилистым, как полет летучей мыши, путем. И этот путь непостижимым образом привел его в дом наси Иосифа, где Малх стал доверенным слугой, наемным работником.

Во дворе дома наси его встретила служанка – пожилая женщина в старой рубахе и такой же старой шали, покрывавшей редкие бесцветные волосы. Тихим голосом она сообщила, что господин уехал и приказал Малху ждать его. Тот прошел в угол двора, где на первом этаже дома, рядом с кладовыми, была его маленькая каморка. Кроме дощатой кровати и небольшого глиняного сундука с деревянной крышкой, служившей сиденьем, в каморке ничего не было. Малх снял синюю симлу, аккуратно положил ее на сундук и сел на тощий тюфяк, лежавший поверх рамы из досок. Протянув руку, он потрогал жесткий валик, служивший ему подушкой. Пальцы его нащупали нечто твердое. Это был кожаный кошель, в котором хранились его сбережения. Достав его, Малх стал пересчитывать деньги. Там лежало двадцать тирских шекелей, серебряных монет с изображением бога Мелькарта и орла. Насладившись приятной тяжестью и пересчитав деньги, Малх спрятал кошель среди пучков грубой, свалявшейся шерсти и положил валик на место. Сумма скопилась приличная. За эти деньги можно было купить небольшой участок земли или скромный дом на окраине Иерусалима. Но земля Малху была не нужна: он не хотел заниматься земледелием. Его мечтой, пережившей другие желания, был караван-сарай в торговом городе вроде того, который содержал Жирный Бенони, куда Малх заходил иногда выпить дешевого местного вина и послушать разговоры заезжих торговцев. Но для караван-сарая недоставало еще столько же тирских шекелей, и Малх погрузился в размышления, как в короткий срок достать необходимую сумму. Он не собирался надолго задерживаться в Иерусалиме. Малх интуитивно чувствовал опасность: еще немного, и в городе, да и во всей провинции, вспыхнет мятеж, который римляне утопят в крови, не разбирая, кто прав, кто виноват. Размышления его прервало появление слуги из дома бар Шета. Тот передал приказ немедленно явиться в дом Хананни. Малх поднялся, надел симлу и вышел во двор.