Впереди ехал командир алы, устало горбясь под военным плащом. За ним следовали примпил18 Пантер, присоединившийся к але в Кесарии, и второй трибун – такой же молодой, как и Марк, выходец из некогда влиятельной патрицианской семьи Коммониев, но со временем потерявшей свое влияние и сохранившей только память о славных, но, увы, далеких временах. Командовал алой старый служака – потомок храброго центуриона19, воевавшего с кельтиберами20 под началом Тиберия Семпрония Гракха. За свои заслуги и раны, обезобразившие лицо, он получил землю около небольшого городка Илурциса, который после присвоения ему статуса муниципия21 стал именоваться Гракхурием. Город стоял на берегу одного из притоков Эбро. Река была достаточно полноводной, и бывший цетурион Гай Фундарий решил, что, кроме полей пшеницы, неплохо было бы вложить собранные за время службы деньги и в какое-нибудь доходное дело. Он потратил военную добычу на строительство двух речных барж-каудикариев и вступил в гильдию лодочников. Его сын имел уже четыре каудикария. А когда молодой Гай Фундарий, следуя семейной традиции, уходил служить, его старший брат управлял уже хозяйством, в котором было двенадцать больших барж.

Гай Фундарий начал службу в ауксилие – вспомогательных войсках десятого легиона – и, будучи не провинциалом, а римским гражданином, к концу службы дослужился до звания трибуна. Однако свободных вакансий в десятом легионе не было, и его отправили на Восток империи в качестве начальника вновь набранной алы. Вместо относительно спокойной службы в шестом легионе, постоянно стоящем лагерем недалеко от Антиохии, Фундарий должен был вести алу в далекую и неспокойную Иудею. Ситовник22, который Гай Фундарий получил в Иопии, извещал трибуна, что, по воле наместника провинции Сирия Публия Помпония Флака, ала поступает в распоряжение префекта императорской провинции Иудея Понтия Пилата и должна прибыть в Иерусалим, чтобы усилить гарнизон этого города на время местных праздников. По окончании праздников ала должна была отправиться в тетрархию23 Ирода Антипы и там, около городка со странным, непривычным для римского уха названием – Беф-Гарам, нести охрану границы.

Покачиваясь в такт движению коня, инстинктом старого конника удерживая равновесие, Гай Фундарий перебирал свои невеселые мысли. Спокойного окончания службы не предвиделось. Еще пять лет придется тянуть лямку на границе. Конечно, это не Рейнский лимес24, но все же это граница: шайки разбойников, которых голод и нищета гонит в римские провинции, контрабандисты, не менее опасные, чем разбойники, – а в его распоряжении две сотни новобранцев и два молодых офицера. Единственная надежда на примпила Пантера, привезшего в Иопию ситовник. Конечно, эти баттавы25 – крепкие сельские парни, с детства привыкшие к тяжелому труду на земле, – со временем станут хорошими солдатами. Но когда это будет? И сколько их доживет до этого? А главное – доживет ли он? А дожить хотелось. Брат писал, что расчистил участок вдоль реки, удалив кустарники, и разбил там огород. В последнее время стали популярны соления и маринады, и брат писал, что намерен выращивать огурцы и артишоки и ждет его, чтобы вместе управляться с хозяйством. Фундарий отогнал мысли, остановив коня, поднял голову и посмотрел на подъехавших офицеров.

Молодой Коммоний, сидевший в седле с аристократической небрежностью, ему сразу не понравился. «Типичный сынок из семьи нобелей26, – подумал он, глядя на нежные черты узкого лица Коммония и брезгливо опущенную нижнюю губу, – слюнтяй и неженка, но полон амбиций». За долгое время службы ему приходилось видеть таких офицеров трибунов Laticlavius