– Все контрабандисты неравнодушны к морю, – буркнул Рембрандт, расчищая место на столе и готовя причиндалы для рисования.

– Контрабандисты?

– Ну естественно! В этом районе селились сплошь контрабандисты. В былые времена тут все кипело жизнью! Особенно по ночам.

– А теперь?

– Теперь все умерло. Что можно ввести в город, в котором есть всё?

– А вывезти?

– Что можно вывести из города, где производят один ширпотреб?

Тут он цепко посмотрел на меня и нанес несколько энергичных карандашных линий на лист бумаги сомнительной чистоты.

– Стоять смирно, смотреть сюда, – приказал он, повелительным жестом указывая, куда мне смотреть.

Он был так уверен в себе и действовал с такой профессиональной сноровкой, что я невольно подчинился.

И минут пять старался не шевелиться.

Но быстро устал.

– Поговорить-то можно?

– Валяй, – щедро разрешил живописец, вовсю орудуя карандашом.

– Как ты думаешь, почему люди употребляют слег?

– Вот это спросил! – восхищенно хрюкнул Рембрандт. – Что называется «быка за рога».

– Нет, серьезно. Все знают, что наркотик – это дрянь. Что это скверно, грязно, стыдно… И все употребляют. Почему?

– А ты употреблял?

– Да.

– Тогда ты знаешь ответ.

– Не знаю.

– Врешь. Любой наркотик, и слег в частности, – поучительно произнес живописец, воздев перед собой указующий перст, – дает иллюзию мгновенного и полного удовлетворения всех твоих потребностей. Принял, и ты уже ничего не хочешь. И платить не надо.

– Ну, платить все-таки приходится. Здоровьем, например. Жизнью.

– Ф-ф-ф, – скривил губы «голландский гений». – Всё, что дает наслаждение, либо аморально, либо незаконно, либо приводит к ожирению.

– А вы знаете статистику смертей от слега?

– Это не аргумент. Все смертны.

– С каким великолепным хладнокровием вы это произносите…

– А должен метаться и рвать на себе волосы?

– Хм-м, – я задумался в поисках решающего довода. – Речь, вообще-то, идет не о частностях. Если слег победит, и все в поисках наслаждения залягут в ванны, земная цивилизация прекратит существование. Причем не в каком-то отдаленном будущем, а уже через одно-два поколения. Потомки просто не родятся.

Мастер портрета пристально взглянул на меня. Хотя, возможно, его интерес относился к не словам, а был чисто художественным.

– И это не аргумент, – произнес он, слюнявя карандаш. – Закон природы таков, что всякая сущность возникает, растет, крепнет и расширяется до определенного предела. Далее ее ждет стагнация, загнивание и, в конце концов, гибель. Почему наша цивилизация должна стать исключением?

– То есть вы выбираете слег?

– Ха! В таком случае я не беседовал бы тут с тобой, а лежал бы в горячей воде и пускал пузыри счастья. Изо всех отверстий.

– Но тогда почему, – не удержался я, – почему…

– Почему не упал к тебе на грудь и не облил слезами восторга?

– Ну-у…

– Да понял я! – Рембрандт даже на минуту отложил карандаш. – Сразу понял, что ты, русский коммунист, решил спасти мир от наркотической пропасти и повести вперед к светлому прекрасному будущему.

– Не так пафосно, – пробормотал я, отводя взгляд.

– Не важно. Главное суть.

– И в чем суть?

– А в том, что согласно глубинной философии, все ответы сокрыты внутри вопрошающего. И потому я, пользуясь методом Сократа, пытаюсь тонко подвести тебя к мысли…

Да-а, послал Бог родственничка…

– Не надо тонко, – буркнул я, страшно недовольный собой. Этот гад надо мной издевался! – Скажи прямо.

– Ладно, – Рембрандт плотоядно ухмыльнулся. – Великий Сун-цзы когда-то сказал: «Останавливай вредом, увлекай вперед пользой». Ты пытался доказать вред наркотика и не преуспел в этом. Тогда постарайся найти некую пользу – явную и очевидную всем. Пользу, которая отвлекла бы людей от корыта и заставила поднять голову.