Я была свидетельницей его последнего развода, довольно тихого и интеллигентного, и бурного романа с молоденькой дикторшей с телевидения. Анечка, юное создание с модельной внешностью и железным характером, быстренько женила на себе временно свободного Кролика. Он даже холостой жизнью насладиться не успел, о чем как-то плакался мне по пьяной лавочке. Анечка читала прогноз погоды в новостях, считала себя профессионалом и творческой личностью, которая должна делать карьеру на телевидении. Она сколько могла, скрывала свою беременность, а через неделю после родов уже водила в студии указкой по карте и объявляла спонсоров прогноза погоды.

Кролик в это время гулял под окнами телецентра с коляской и поминал недобрым словом тещу, которая обещала помогать с ребенком, потому что Анечке надо делать карьеру. Но сразу после появления внука у нее обострился холецистит, потом стало подскакивать давление, потом ребенок стал слишком тяжелым, ну и еще что-то.

– У нас такая конкуренция, вы не представляете! На полгода выпадешь из обоймы и – все, тебя уже забыли. Молодежь наступает на пятки! Они такие настырные, ужас! – двадцатитрехлетняя Анечка манерно надувала пухлые губки и широко распахивала без того крупные голубые глазищи. – Надо постоянно быть в форме, а камера еще добавляет килограмма два, ужас!

В этом спектакле Кролику предстояло сыграть главную мужскую роль – роль молодожена. Остальные актеры должны были изображать рабочих, нанятых молодой парой для ремонта семейного гнездышка.

– Слушай, Раиска, ты все-таки художник, – обратился ко мне по телефону Кирюша, участник театрального коллектива, красивый, как картинка, и совершенно пустоголовый. – Прохор хочет, что бы мы изобразили бригаду гастарбайтеров. Какой краской лучше голову выкрасить, что бы получился радикально черный цвет?

Идея была безумной. Как, впрочем, большинство идей режиссера Прохора.

– Кирюш, я конечно, не визажист, но как художник художнику скажу, что черный цвет мало кому идет. И вы с такими прическами будете похожи на упырей, а не на гастарбайтеров из солнечных республик.

– Да? – озадаченно спросил Кирюшка. – Правда?

– Можешь мне поверить, – заверила я. – Ты точно будешь выглядеть жутко.

Перекрасить Кирюшину волнистую пепельную гриву! Да это преступление против… против всего. Это просто преступление!

Кирюшка перезвонил через день.

– Я сказал Прохору про упырей.

– Ну, а он что?

– А он обрадовался и сказал, что так даже лучше. Мы своим видом будем обстановку нагнетать. Так что, говори, какую краску брать.

Ну что ж, этот безмозглый красавчик не задумываясь согласен принести свою внешность в жертву искусству. А остальные? Среди актеров есть даже один кандидат наук.

– А Лизка с Галочкой как? – девчонки были обладательницами роскошных длинных волос. – Тоже будут перекрашиваться?

– Лизка все равно хотела имидж поменять, – лениво протянул Кирюшка. – А Галочка появляется один раз в самом конце. Она играет докторшу. Ей перекрашиваться не надо.

Ага. Ей даже переодеваться не надо. Она детским доктором работает.

– Представляешь, Раиска, ей даже переодеваться после работы не надо будет! Повезло, правда? – Кирюша был пустоголов, но беззлобен. И всегда готов порадоваться за других, если ему лично это ничего не стоило.

А через день Кролик занес мне пригласительный билет на два лица.

С кем пойти я долго не думала. Сначала, конечно, предложила мужу. Ну, это так, для порядка.

– Опять этот балаган? – скривился он. – Нет уж, увольте, у меня полуфинал.

– У тебя?

– Да, не совсем у меня. У Испании с Бразилией. Но я занят.

Ну не разделял благоверный моих восторгов. Детей я брать с собой даже не собиралась. Потому как любой текст, даже самый, что ни на есть классический, команда «Юрий Гагарин» под чутким руководством режиссера Прохора, умудряется прочесть так двусмысленно, что детей на эти спектакли лучше не брать, что бы краснеть не пришлось. При этом, как ни странно, текст оригинала воспроизводится дословно. И не то чтобы Прохор ставил своей целью придать фривольный оттенок своим творениям. Вовсе нет. Он искренне верил, что классик именно это и имел в виду. Просто до сих пор никто его внимательно не прочитал и так, как надо, не понял.