– Да что вы такое говорите! Это возмутительно!

– Слушайте, прекращайте, – вступилась Галка. – Это лекарство вообще внутрь через желудок не попадает.

– А чего тогда Раиску допрашивали, кто чего пил, ел. И кто видел, что Кролик ел и пил?

– Никто ничего не пил. Перед спектаклем у всех такой невроз, никто ничего не ест, даже пить боимся.

– Я не боюсь, – встряла Галка. – Я бутерброды ела.

– Ты – исключение. Да и потом, ты когда голодная, такая злая делаешься, ужас! Ни за что человеку глотку перегрызешь!

– Это да. Мне самой за себя потом так стыдно. Но ничего не могу поделать.

– А я видела, – припомнила Ксения. – Кролик таблетки какие-то глотал. Водички искал запить.

– Нашел?

– Не знаю. У меня воды не было. И вообще не до него было, я ногти сушила.

– Дома не могла свои когти высушить?

– Дома? Тоже мне умник нашелся! А полы в театре кто бы тогда мыл? Ты что ли? Я специально пораньше пришла, что бы успеть, как приду полы вымыть, а потом ногти в черный цвет покрасить.

– Какие полы? У нас же сарайная эстетика была.

– Так газеты мы по чистому полу расстилали. Иначе всем пришлось бы несколько часов пыль глотать. А костюмерная? А за сценой, а сбоку за шторой?

– Так нашел Кролик воду или всухомятку давился, бедняга?

– Нашел. Он моей минералкой запил, – вступил Кирюшка.

– Вот и хорошо.

– А может и не хорошо. Ты сам из этой бутылки пил?

– Пил, конечно.

– Вообще мы с Вовкой две бутылки общественной воды купили.

– Ага, и никому не показали.

– Да забыли, не до того было. Все ж перед премьерой носились, как угорелые. Нас Прохор заставил мебель целлофаном укутывать и запах краски распространять. Я потом на сцене, знаете, как эту воду вспоминал? Ого! Особенно, когда из Ленкиного термоса язык ошпарил!

– Ага, поэтому у тебя кроме акцента пришепетывание появилось! Гениально! Гениально! Отличная находка! Запомни это! В следующий раз обязательно повторишь, – Прохор довольно потирал ладони.

Точно, чокнутый.

– В следующий раз я членовредительством заниматься не буду! – твердо заявил Мишка. – У моей робы карманы большие. Я в них пару бутылок с питьевой водой загружу.

– А как же акцент с пришепетыванием? – ехидно поинтересовалась Лизка.

– Сама пришепетывай, тебе тоже не помешает!

– Точно! Тебе надо пару передних зубов зачернить и шепелявить! Классно будет! Как мы сразу не догадались? – восторженно подхватила Ксения.

– Дурдом какой-то, – вздохнула Люська. – Они вообще помнят, по какому поводу нас здесь собрали?

– Стресс у людей. Защитная реакция идет в виде отрицания. Так это, по-моему, называется. А мы будем делать свое дело. Кто в тот день первым пришел в театр? – как можно громче спросила я.

– Кто-кто, – буркнул Кирюшка. – Как обычно, я. Как будто самый свободный.

– Ну, Кирюш, у тебя же суббота выходная и детей нет, что бы их в изостудию водить, – примирительно сказала Аленка. – Очень хорошо, что хоть ты вовремя пришел.

– Вовремя это когда? – уточнила Люська, склонившись над блокнотом.

– Договорились, что соберемся в два часа, будем готовить помещение.

– В два часа, – записала Люська. – Пришел Кирилл, так?

– Нет, я пришел в половине третьего. У меня, между прочим, тоже личная жизнь есть.

– И что ты делал, после того как пришел в половине третьего?

– Музыкальную аппаратуру устанавливал, что же еще?

– Ничего подозрительного не заметил?

– Вроде нет. Все как обычно, бардак. Ведь договаривались накануне после генеральной репетиции задержаться, порядок навести. Так ведь нет. Все побросали и разъехались.

– Так разъезжались в два часа ночи, какая там уборка? – отмахнулась Ксения. – Решили перед спектаклем собраться пораньше и все сделать.