– Нет, ― ответила она. ― Я не пойду с тобой.

– Ты хочешь остаться здесь?

– Да.

Мари не могла разглядеть его лица, но жар и животная ярость, исходившие от него, казалось, наполнили её саму.

– Ты умираешь.

– Я уже умерла. Это Преисподняя.

Незнакомец внезапно рассмеялся, но так и не сделал попыток схватить её.

– Ты так много грешила?

– Достаточно, чтобы попасть сюда.

– Не дури. Если так много грешила ― сходишь в храм, исповедуешься, да прочтёшь «Вознесение» сто раз. У такой юной девицы не может быть столь ужасных грехов, чтобы вечность провести в Преисподней. Ну же, дитя моё, дай руку. Моё время на исходе, я больше не смогу тебе помочь.

Мари огляделась. Ей показалось, что из темноты с жадностью смотрят призраки. Там было холодно и пусто. Незнакомец всё ещё протягивал ей руку.

– Кто вы? Вы… Дино?

Ещё один смешок:

– Никогда не был знаком с этим господином. Ну же, давай. Наш мир хоть и полон дерьма, но в нём всё ещё есть ради чего или кого жить. Уж я-то знаю.

Мари зажмурилась и, сделав шаг, крепко схватилась за ладонь незнакомца. Она оказалась неимоверно горячей. Ей показалось, что он облегчённо выдохнул, а затем подхватил на руки и куда-то понёс сквозь темноту.

– Вот так бы сразу, а то: «я уже умерла, этот мир мне не мил, оставьте меня – я в печали»…

Он что-то ещё говорил, но Мари уже его не слушала. На неё накатила такая неимоверная тяжесть, словно весь мир решил придавить её к земле. Темнота смыкалась, пока не скрыла всё вокруг.

― Правильно. А сколько будет, если восемь умножить на шесть?

– Сорок восемь!

– Правильно. Ладно, давай что-нибудь посложнее. Задача: тебе нужно три локтя полотна. Пять локтей стоит десять серебрушек. Сколько стоит три?

– Э-э-э, ― Эльза что-то пробормотала себе под нос и медленно ответила: ― Шесть?

– А почему так неуверенно?

– Ну…

– Правильно, дорогая, шесть. Ты очень хорошо считаешь.

Мари узнала надтреснутый голос мистера Ротгера.

– А вот тебе задачка на подумать: у храмовника Арлака было два десятка свечей на продажу…

Мари открыла глаза. Дверь в гостиную была приоткрыта, и узкая полоска жёлтого электрического света разделила комнату пополам. Она с трудом перевернулась на бок. Всё тело казалось очень тяжёлым, одеревеневшим, болели суставы, а вся простыня пропиталась потом и теперь имела кисловатый запах. Хотелось пить. На столике рядом с кроватью стоял наполненный стакан. Мари попробовала протянуть руку, но только опрокинула на себя воду и расплакалась от бессилия. Когда успокоилась, всё же отодвинула промокшую подушку и уткнулась носом в простыни.

Что с ней случилось? Может быть, она умерла? Нет, живая: сердце стучит, а на щеках холодеют невысохшие слёзы.

Проморгавшись, Мари огляделась и с ужасом узнала комнату. Но как же? Она точно помнила, что после похорон они с Эльзой вернулись к себе и потом… Что было потом, Мари не помнила: краткие проблески воспоминаний давали слишком мало понимания.

Он пришёл и забрал её? Почему? Зачем?

В гостиной произошло какое-то движение, и дверь приоткрылась. Мари прикрыла слезящиеся глаза. Высокий, но явно мужской голос весело резюмировал:

– Как я и ожидал, моя пациентка уже проснулась. Извините, мисс, я включу свет. Мне потребуется вас осмотреть. Закройте глаза. Меня зовут Оспин Флетч.

Даже под закрытыми веками яркий свет больно резанул по глазам. Опять потекли слёзы. Тёплые руки коснулись висков.

– Ничего, ничего. Сейчас всё пройдёт.

Осмотр занял у врача всего несколько минут. Он прислушался к её дыханию, заглянул в рот.

– Вот и славно. Хотите пить?

– Да, ― хрипло прошептала Мари.

– Ничего. Голос со временем восстановится. Вот, пейте маленькими глоточками. Вам станет лучше.