В кабинет один за другим вошли трое мужчин, старшему из них на вид было лет пятьдесят. Все трое были в темных костюмах и в лакированных черных туфлях.

– Присаживайтесь! – Нагвар пригласил сотрудников за круглый стол, который особняком стоял в его кабинете. – Времени нет, сразу приступим к делу, – продолжил он. – Как далеки вы от завершения порученного вам задания? – Нагвар вопросительно поглядел на сотрудника, в руках которого находилась красная папка, точно такая же, какая лежала на рабочем столе Нагвара, у окна.

– Остались еще некоторые вопросы, но мы уже близки к завершению, – ответил сотрудник.

– И сколько вам понадобится времени, чтобы довести дело до конца?

– Полагаю, часов семь, – ответил старший, окинув взглядом своих сослуживцев.

– Как я уже говорил, у нас очень мало времени, поэтому папка с документом должна лежать у меня на столе не позднее, чем через пять часов, – тоном, не допускающим возражений, строго сказал Нагвар. – Он окинул присутствующих взглядом и добавил: – Итак, через пять часов, и ни минутой позже!

Теперь у Нагвара оставалось несколько часов свободного времени. Можно было использовать его для отдыха. Он пошел домой. Лишь только открыл двери своей квартиры, к его ногам бросилась пушистая кошка. Она замурлыкала и стала тереться о его ноги. Нагвар наклонился, погладил Дашку: – Ну, вот и привыкла! Уже и по мне скучаешь. Когда все закончится, я верну тебя твоему хозяину, а пока поживешь у меня.

Нагвар обожал кошек, для него они были самыми грациозными существами из всех, которых он только видел.

Хотелось спать. Нагвар прошел в зал, прилег на диван. Взгляд его упал на стоящую на столике статуэтку – это была копия его любимого кота Натера, умершего много лет назад. В его доме всегда жили кошки, и до Натера и после него, и копии их всех стояли теперь во всех комнатах: на тумбах, на подоконниках, на столиках, на полочках. Он глядел на статуэтки своих любимцев и засыпал.

Точно в заданное время Нагвар проснулся. Он обладал уникальным даром: всегда мог, с точностью до минуты, не имея часов, определить время, будто внутри него, отбивая секунды, тикали маленькие часики.

– Пора! – сказал он себе, оделся и вышел из дома.

Селина сидела за столом в библиотеке, склонившись над стопкой отобранных ею книг. Она взяла верхнюю и, раскрыв ее на первой странице, стала читать, потом перелистала страниц двадцать и снова углубилась в чтение, потом закрыла книгу и открыла ее с конца, потом отложила ее в сторону, взяла другую. Читала опять недолго. Она просто не понимала, о чем читает, никак не могла сосредоточиться, постоянно мысленно куда-то улетала. То она улетала в мыслях к далеким звездам, то думала об Артеме, то об отце. Детская привязанность к нему жила в ней так глубоко, что, даже став взрослой, она с трудом переносила разлуку. Она никак не могла с этим свыкнуться.

Расставания, расставания, расставания… Они были такими частыми, а разлуки были такими долгими. И каждый раз, в разлуке с ним она тосковала. Она вспомнила, как уговаривала его в детстве побыть с ней: «Не уходи! Останься! Ну, еще хоть денек». На что Смирнов отвечал ей: «Рад бы остаться, побыть с тобой, да не могу. Кто-то ведь должен Родину защищать, чтобы люди спокойно спали. Работа у меня такая – быть на страже людского спокойствия». Селина улыбнулась воспоминаниям. Она не понимала тогда смысла этих слов.

Как давно это было – её детство… а может быть и недавно. Может быть, оно еще где-то рядом, прячется там – у горы, за одним из многочисленных поворотов дороги.

Детство, детство, детство… Как часто всплывают перед ней картины из ее удивительного детства.