Очнулся он, когда доктор поднес к груди девушки электроды дефибриллятора, называемые среди медиков «утюгами»:

– Четыре тысячи вольт. Разряд… Еще разряд.

Тело девушки подпрыгнуло и снова упало на стол. На экране горела прямая линия.

– Еще разряд…

Сейчас сердце девушки либо забьется – либо нет. И тогда она умрет. Время неумолимо уходит.

– Нет пульса!

– Повысить до шести тысяч. Еще раз! Все в стороны!

На кардиографе прямая линия.

– Она мертва.

– Проклятье!

Антон по-прежнему стоял не двигаясь. Как быстро все произошло. Он чувствовал себя ужасно.

–Мы сделали все, что могли. Слишком сильные повреждения. Запишите – смерть наступила в двадцать три – пятнадцать.

Доктор медленно стягивал окровавленные перчатки.

Павел пришел в себя в палате интенсивной терапии. Врачи сделали все что могли, они несколько часов боролись за его жизнь.

Сквозь рвущую на части боль и пелену перед глазами он увидел, склонившуюся над ним медсестру. Она держала его за руку. Павел попытался спросить – что с ним, но язык не слушался, а от малейшего движения веками боль только усиливалась. В ушах звенело так, что от этого шума голова готова была расколоться на тысячу частей.

– Вам не нужно сейчас разговаривать. Все уже позади, теперь все будет хорошо. Отдыхайте.

Голос у нее был глухой и словно пробивался через толстый слой ваты. Чувствуя, как его руки коснулась игла, Павел закрыл глаза и снова провалился в бессознательное состояние.

Когда он снова пришел в себя, голова уже болела не так сильно, и он даже сумел спросить:

– Что со мной?

Медсестра улыбнулась ласковой, ободряющей улыбкой.

– Вам нельзя разговаривать. Вы сильно ударились головой, поэтому вам нужно лежать.

Павел попробовал пошевелить руками, но они его не слушались. Он попытался вспомнить, что же все-таки случилось. Последнее, что он помнил, как боковым зрением увидел огромную махину, надвигающуюся прямо на них с Таткой. Татка?

Сердце сжалось, и боль снова вернулась, вгрызаясь в тело. Он еще успел еле слышно прошептать:

– Тата… Как она?

– Вы не волнуйтесь, вам нельзя волноваться.

Голос девушки в белом халате затих где-то на полуслове. Он уже потратил последние силы и снова провалился в сон.

В коридоре лечащий врач Павла разговаривал с его отцом.

– Это просто чудо, что не пострадали внутренние органы. Перелом ноги не опасный. Сотрясение мозга, я думаю, тоже пройдет без последствий. Будем надеяться. Сейчас самое главное, что он пришел в себя. Извините, мне пора.

Доктор пошел дальше по коридору.

Константин Алексеевич присел рядом со своей женой, которая вот уже какой день отказывалась покидать больницу. Она как-то вдруг постарела, ссутулилась, и жалкая потерянная сидела на стуле у дверей, ведущих в реанимацию, где боролся за жизнь ее единственный сын. Она отказывалась от помощи медсестер, пытавшихся напоить ее успокоительным, и только с надеждой смотрела на каждого выходящего из реанимации врача в белом халате. Она ничего не спрашивала, они сами задерживались на минуту возле нее.

– Он все также.

– Уже пришел в себя.

– Да вы не волнуйтесь, все будет хорошо. Отправляйтесь домой, поспите.

Но она не трогалась с места.

И вот сейчас доктор сообщил, что опасность миновала. Константин Алексеевич обнял жену.

– Любочка, с ним все будет в порядке. Доктор сказал – он обязательно поправиться. Пойдем, тебе нужно отдохнуть.

Он помог женщине подняться. От усталости ноги не держали ее, и Константину Алексеевичу пришлось буквально нести ее на руках. Несчастье с сыном и будущей невесткой сломило пожилую женщину. Только бы ее сердце выдержало. Константин Алексеевич подумал о том, что Павел еще не знает о смерти Татки. Ну, за что им это?