Внезапно без стука распахнулась дверь и в проеме возникла худощавая фигура парнишки в засаленном комбинезоне. На левом рукаве комбинезона была пришита эмблема с изображением танка. На стриженой голове странного посетителя был надет потертый танковый шлем с болтающимся переговорным устройством, а ноги были обуты в тяжёлые яловые сапоги. Грохоча сапогами, призывник уверенно пошёл к столу Щукина, доставая на ходу какие-то бумажки. Чувствовалось, что здесь он не первый раз.

– Вот направление, – сообщил странный танкист.

Капитан Щукин скривился как от зубной боли и с досадой отодвинул картотеку. Это был призывник Платонов. На мандатную комиссию Платонов явился в этом самом комбинезоне с дурацкой эмблемой и в танковом шлеме времен Отечественной войны. С порога он отдал честь и закричал:

– Хочу быть танкистом!

На все вопросы смущенных членов мандатной комиссии призывник Платонов отвечал четко и единообразно:

– Хочу быть танкистом!

Пришлось направлять придурка на врачебную комиссию. Там, конечно, с ним разберутся и не таких видали, но в этот призыв он не попадет, а там, глядишь, и вовсе проскочит.

– Вы дебил? – устало спросил Щукин, подняв на паренька глаза.

Платонов отрицательно помотал головой:

– Нет! Хочу быть танкистом!

– Мы сейчас набираем призыв в стройбат, в Туркестанский военный округ, хочешь?

– Нет, хочу быть танкистом!

Щукин понимающе покивал головой:

– Ладно, давай направление!

После того, как Платонов ушёл, Щукин некоторое время сидел молча, уставившись на закрытую дверь. Потом он осторожно выглянул в коридор. Танкиста-идиота не было. Вдоль обшарпанных стен маялись обычные призывники. Один из них, одетый, несмотря на тёплое время, в синий болоньевый плащ, сидел на скамейке и тыкал дымящей сигаретой в плащ. От этого в плаще уже было с десяток отверстий с оплавленными краями.

Щукин хмыкнул и закрыл дверь. Бывает и хуже. Пару лет назад двое отморозков натянули на ноги ласты, напялили маски для подводного плавания с дыхательными трубками и с игрушечными автоматами на батарейках пошли грабить овощной киоск. Навели на продавщицу автоматы и скомандовали:

– Хенде хох!

Увидев водолазов, вооружённых необычными автоматами с мигающими красными лампочками, продавщица подняла страшный крик. Прибывший наряд милиции поначалу растерялся. Менты даже схватились за свои автоматы, но потом разобрались и, предварительно обезоружив водолазов, отвезли их в райотдел. Потом водолазам дали по пятнадцать суток принудительных работ, но своего ребята добились, от призыва в тот год ушли.

Хорошо, хоть таких мало. У большинства хватает смелости только на то, чтобы не различать цвета и не видеть букв в таблице. На таких вот и стоит армия. Да еще на хлопцах с глубинки. Там, если не служил в армии, то ни одна девка к себе не подпустит. Считается, что неполноценный. Но почти каждый призыв попадаются такие вот твердые орешки. Видят вспышки за окном, лицо старика на звездном небе, мочатся ночью, страдают сексуальной дезориентацией, слышат разнообразные голоса и прочее, и прочее.

Щукин опять придвинул к себе полезный ящичек. Карточки, составлявшие его содержимое, являлись личными делами лиц, получивших офицерское звание на кафедрах военной подготовки вузов Киева и подлежащих призыву на два года в армию. Фишка была в том, что разнарядки на лейтенантов-двухгодичников, приходившие из штабов округов, были существенно меньше, чем количество карточек в ящичке. Это и был его, Щукина, хлеб и козырь. Благодаря такому козырю у него, никому не нужного капитана, комиссованного по состоянию здоровья из строевой части, появлялась возможность лично определять, кто пойдет в армию на два года, а кто нет.