Она уселась за столик у окна, продиктовала в сенсор–меню заказ, и продавец приветливо помахал ей в знак того, что заказ принят.

Она нарочно села спиной ко входу, чтобы не сверлить глазами дверь и собственные нервы. «Придет, никуда не денется», говорила она себе.

И действительно, довольно скоро Билл появился. Подошел сзади, положив ей на плечо единственную руку. Наклонился, поцеловал ее в щеку, удобно разлегся на стуле и уставился на Лизу.

– Так и будешь молчать? – Через пару минут тишины спросила она, стараясь звучать максимально доброжелательно. Билл взял из рук девушки в фартучке большую чашку чая и сделал долгий глоток.

–Чай отличный. А корабль твой – дерьмо, – выговорил он, наконец.

Лиза молчала, пытаясь выбрать из тысячи слов только те, с которых можно было бы начать этот последний – а она была уверена, что это последний – разговор на их с Биллом главную вечную тему.

– Скажи мне, Билл, а какого это смотреть на самого себя?

–Где ты там увидела меня? – голос звучал глухо. Но он старался придать себе ироничный тон.

–Увидела. Я там увидела вас обоих. Тебя. Его. Точно такими, как встретила вас 28 лет назад. Я же не в маразме. Это именно вы. Только на 28 лет моложе. Снялись в выпущенной месяц назад рекламе.

–Полагаю, этой рекламе не менее года. Это все делается заранее, конечно.

–Ты издеваешься? – Малкин зашипела. А говорить надо спокойно. Спокойно. Медленно. Дышать.

–Итак. – Она отхлебнула сразу много кофе, поперхнулась, закашлялась, похмыкала и сделала еще один маленький глоток. Билл сочувственно наблюдал. – Итак. Давай сначала. Реклама полета в космос, в которой снят ты и мой 8 лет как покойный супруг. Оба в прекрасной форме и выглядите на 1000000 долларов. Это интересная загадка. Да?

–Я не очень понимаю, Лиззи, что тебе такое показалось. Может, ты удивлена тем, что…

–Нет, Билл, – резко перебила его Лиза, – Нет. Удивлена я была тогда, когда мой милый муж явился ко мне в Нетанью с воплями: наконец-то я тебя нашел, Мэг! И на мой ответ, что я не Мэг, досадливо махнул рукой и ответил: да знаю, знаю, Лиза, отвыкнуть трудно просто. Отвыкнуть! Вот в этот момент я просто сильно удивилась. А надо было не удивляться, а стиснуть его горло, и давить, пока он не выложит все до донышка!!! И тогда бы вся моя жизнь не была бы похожа на этот вечный изломанный кошмар–вопрос: что такого я могла сделать для этого абсолютно незнакомого для меня человека? Где и когда мы встречались, и что вообще между нами могло быть общего? На каком именно изломе судеб мы могли, черт его дери, пересечься?! И какая я ему к чертям собачьим Мэг?!

Она замолчала. Тяжелые медленные вдохи и выдохи подкидывали ярко-желтый локон на виске.

–Так что сейчас я уже не удивлена. – Намного тише, медленнее, но еще жестче выговорила она. – Я обезумела. Я в истерике. И если на сей раз я не получу ответы на свои вопросы, кто-нибудь умрет.

–Боюсь предположить, кто именно, – дернул щекой Билл, хотя судя по его позе, смешно ему не было.

Лиза молчала. Она смотрела на кончик перчатки, натянутой на протез правой руки Смита. Он проследил ее взгляд и положил сверху левую руку.

–Он никогда меня не любил, да? – неожиданно жалобно протянула она.

–Он всегда любил тебя.

–Нет. Не любил.

–Ты ошибаешься, Лиззи, – мягко возразил Билл.

–Не ошибаюсь я… – Она помолчала, словно вспоминая что-то важное, потом резко мотнула головой, отгоняя остатки сомнений. – Я любила его, всегда. Как только впервые увидела… Мы были женаты почти 10 лет, а ушел он впервые уже через год. Помнишь, что он мне сказал? Сказал, что нельзя жить с женщиной только из чувства долга или вины. Прокричал это мне в лицо несколько раз. А потом добавил: «Ты не та, не та!» А я осталась. Думать осталась: чем же он передо мной виноват? Что он мне такое должен? И что это за «не та». – Она с нехорошей усмешкой посмотрела на Смита, призывая его оценить ситуацию. – А через неделю он пришел обратно, пьяный и мятый. Плакал, говорил, что не имеет права уйти. Что я такое сделала для него, а он, подлец, меня бросает. Он потом заснул, а я сидела рядом и физически ощущала свое сумасшествие. Оно накрывало меня, как туча. Уже сама не знала, та я или нет, – хмыкнула Лиз. – Стала подозрительной. Рылась у него в вещах, в контактах, устраивала просветительно-душещипательные беседы, требовала признаний. Мол, в чем виноват? А он уходил, на месяц, однажды на полгода. Кричал, что не может это терпеть, что чувство вины разрушительно… И всегда возвращался. И ничего не пояснял. И ты тоже ничего не пояснял. А я ходила к психологам, семейным, личным. В группы на терапию. Посетила экстрасенсов и ясновидящую. Пользы – ноль. И так 10 лет. Даже больше. Почти с первого нашего дня знакомства сплошная истерика, и моя, и его. Смотрел на меня порой, как будто пытался разглядеть что-то одному ему известное, и не мог. Орал, бесился. Почти ненавидел. А в результате все-таки ушел. Смог таки. – Она замолчала, глядя в окно. На улице было пусто, ни одного человека. – Последнее время мы и так почти не разговаривали. – проговорила она, все также отвернувшись к окну. – Его ничего не интересовало, кроме этого его, «Франкенштейна». Ты знаешь про него что-то? – Она вопросительно посмотрела Биллу в глаза.